– Да, он по крайней мере честный,– выдохнула я, резко развернулась и медленно пошла к дому.– Не то что подонок, считающий себя пупом земли.
– Альбертовне скажи, что сегодня меня не будет, моралистка, мля, – ударил мне в спину ледяной окрик. Плевать. Нас же нет. Да и не было никогда. Этот крупный зверь просто снова мной попользовался. Что ж, сама виновата, что позволила.
– А ты трус,– задохнулась от боли и продолжила свои неуклюжие попытки сбежать от этого ужасающего фарса. -Как на ходулях,– прошептала себе под нос. Ноги отказывались повиноваться, и нос потек. Да уж, видок у меня тот еще. Куда же мне идти? С детьми? В этом дурацком доме, хозяйка которого ясно дала мне понять, что нам с близнецами тут не рады, не останусь ни минуты, ни секунды. Да это уже и не важно и абсолютно не нужно. Пусть в суд на меня подает гад мамонт. Найду работу нормальную и буду выплачивать убытки его выдуманные.
Я вздрогнула от неожиданности, почувствовав громкую вибрацию в болтающейся на плече сумочке. Надо же, как оказывается сложно открыть замок на торбе, если ты омертвела. Я яростно дернула «собачку», выдрала ее с корнем, нащупала разрывающийся звонком мобильник.
– Дочь, где ты? – голос отца меня взбодрил. Точно, он ведь наверное потерял меня. Я плохая дочь, совсем забыла сообщить ему о происходящем в наших с его внуками жизнях.
– Па. Тут это…– заблеяла я, готовясь услышать гневную отповедь, именно которой мне сейчас и не хватало как раз для полного счастья.
– Слушай меня внимательно,– перебил отец. И он не сердится, судя по тону, а напуган. Это что – то новенькое и совершенно вымораживающее. Обычно папеньке сам черт не брат.– Паня, это очень серьезно. Даже твой зубр, в доме которого ты живешь не поможет.
–Он не мой, не выдумывай. Он меня ненавидит. Подожди, ты знаешь…? И что квартиру нам спалили. Я была у следователя. Он считает, что воры. Но зачем ворам жечь…?
–Мне по – барабану ваши козьи потягушки. Господи, заткнись и слушай. Когда ты наконец научишься просто не тупить? – рявкнула трубка голосом полным паники.– Где божья коровка? Это важно. Сконцентрируйся.
– Пап, ты что пьяный? – наконец осенило меня. Зашибись денек. Меня бросил мужик, который и моим то никогда не был. Папаня белку схватил. Жить негде. Дети сведут меня с ума. А я должна думать о каких – то тварях – поедательницах огородной тли? – Калдырить вредно столько. Божьи коровки живут в траве. В Катаре есть трава? Или ты ее скурил всю со своей профурсеткой?
– Дура, вся в мать!– взвыл любящий родитель так, что пришлось трубку от уха убрать. Но даже держа ее на расстоянии вытянутой руки я слышала проклятья, несущиеся из мобильника.– Кулон, тот что я дал девчонке твоей. Его искали в квартире. Не нашли, поэтому просто уничтожили улики. Алло, ты слышишь?
– Пап, проспись. Следователь сказал, что это просто попытка ограбления была. Брать у нас нечего, воры психанули и просто отыгрались поджогом. И, кстати. Я уезжаю из дома начальника прямо вот сейчас, так что мне некогда. Поговорим, когда тебя отпустит, – вздохнула я устало, нажимая на кнопку отключения телефона. Некогда мне бред слушать. Надо забирать детей и ехать к Зайке, наверное. Больше нас нигде не ждут. И никому мы не нужны. Боль от предательства Седова скрутила с новой силой, вытесняя из головы все остальные мысли.
– Девочка, что с тобой? – Альбертовна появившаяся словно из воздуха встревоженно смотрела, как я утираю предательские слезы, привалившись к стене.– Господи, так плохо все с квартирой? Или тебя в полиции обидели? Только скажи, Глеб их…
– Нет, Альбертовна, болит просто, вот тут,– показала я на грудь, в которой свился в тугой ком огненно – колючее, шипастое перекати-поле.
– Скорую вызову,– заквохтала словно наседка добрая женщина.– Девочка, со здоровьем не шутят.
– Ты не поняла,– вымучила я улыбку. – Это не физическая боль. Пройдет. Уже проходило один раз. Спасибо тебе за все.
– Ты чего задумала, дочка? – приподняла бровь экономка, явно готовая лечь костьми, но не выпустить меня из чертова замка Синей Бороды.
– Мы уезжаем, и это не подлежит обсуждению,– мой голос прозвучал глухо.
В комнату вбежала Варюшка, как раз в тот момент, кода я сморщилась и собралась провалиться в пучину своей обиды. И даже открыла рот, чтобы зарыдать, но проглотила свои желания, боясь напугать дочь.