Супер-женщина

Он помог ей совсем немного, чтобы она не чувствовала себя предательницей. Сказал, что вся информация у него уже есть, что развод – дело времени и показания Аннушки никакой роли в его конфликте с женой не играют, а к ней он обращается лишь потому, что хочет убедиться: есть в этом мире хотя бы один человек, которому он может доверять, или нет такого человека?

– Я не могу тебе врать, – ответила Аннушка, – я слишком сильно тебя уважаю.

Она всегда так говорила, прямо, честно, без кокетства. Но боже мой! Как же он хотел, чтобы она его обманула! Он хотел, чтобы Аннушка засмеялась, назвала его параноиком, чтобы врала, не уважая его ни капли, врала от страха или из милости, это ему было не важно.

Когда она сдала все пароли и явки, он ее возненавидел. И даже пожалел немножко свою несчастную жену. Все хитрила, циничную из себя строила, а подружке болтала про новую любовь, не могла удержаться. Но теперь он ей скажет, теперь он точно объяснит своей Звезде: в мире нет ни одного человека, которому можно доверять, ни одного.

Он выяснил все, что ему было нужно, и замолчал. От Аннушки посыпались сообщения: «Прости меня, я не должна была ничего говорить». «Я тебя понимаю, ревность – это очень больно, я не хотела тебе причинять…»

Он не понял, о чем она. Ревность? Это что-то из сериалов… Он не знает, что такое ревность. Он знает, что такое боль. Кто там говорил про душевную? Его боль была физической на сто процентов. Кислота выжигала его изнутри, и на ребра ложилась тяжелая конская туша. Он не мог ее скинуть, он застыл в своем кресле, как замирает человек от страха, когда его жизни угрожает опасность.

Он смотрел на своих лошадей, и ему показалось, что кони бегут на него. Центровой жеребец прицелился копытом и ударил в грудь. Он упал на свой письменный стол и подумал: «Боже мой… Неужели меня так легко затоптать?»

4

Анестезийку захотелось сразу. За водкой он поехал в ближайший супермаркет и долго отирался там среди людей. Возил пустую телегу и вроде бы даже смотрел на какие-то йогурты, на колбасу, подвешенную дубинками, на мандарины, на куриное филе, смотрел на молоко, не совсем понимая, что это и зачем оно. В свою телегу он ничего не бросал, в отделе с готовой едой взял коробку оливье и две сардельки, оказалось, что ему ничего больше не нужно.

У стенда с сыром улыбнулась девушка-промоутер. Она протянула тарелку для дегустации, он проглотил кусочек и как глухой проехал дальше.

Молодой татарин завис на полке с алкоголем, не знал, какой вискарь его устроит: двенадцать лет выдержки или восемнадцать. Он тоже пил это виски и на вкус различал, где двенадцать, где восемнадцать. Но теперь ему было до лампочки, он взял бутылку водки и рядом с ней поставил банку огурцов.

У холодильника с морскими деликатесами стояла бабка, сощурившись, пыталась что-то вычитать на банке с красной икрой. Старуха была маленькая, в клоунских кроссовках, кошачьи брови нарисованы черным карандашом, на голове красная спортивная шапка. Старуха задрала нос и толкнула Сергея под локоть.

– Ты что ж идешь, не остановишься? Ты разве не видишь? Я же старый человек, мне восемьдесят четыре года. Как ты думаешь, могу я что-нибудь тут без очков увидеть? А ну-ка, прочитай мне – это дальневосточная икра или не дальневосточная?

– Левак, бабуля, – сказал он ей про икру и улыбнулся.

Бабка была ржачная, на секунду она отвлекла от болевых ощущений. Но, видно, старушенция была еще и глуховата, поэтому настырно положила банку в свою корзину.

За кассой сидела маленькая женщина непонятного возраста, ее грудь размера 3XL не помещалась в форменный жилет, и он автоматически уставился на это великодушное бюстье. Кассирша фыркнула с презрением и, пробивая покупки, под нос себе бурчала: «Мужичье поганое, как я вас всех ненавижу…»

Кассирша не спешила, очередь двигалась медленно, и он впервые из-за этого не раздражался. Бабку с красной икрой пропустил вперед, и на кассе подтвердилось, что икра у нее никакая не дальневосточная.

– От ты ж собачье мясо! – старуха разразилась. – Кругом обман! Вот Горбачев собака!..

Она отказалась брать подозрительный товарец, но чек уже пробили. Непроницаемая кассирша резко вскинула руку и трубным голосом пропела на весь торговый зал:

– Контролер! Обнуляция!

Раньше Сергей с трудом переносил такие форс-мажоры, он привык высоко ценить каждую минуту своего времени и поэтому избегал очередей и вообще магазинов. Но теперь ему было все равно. Он даже улыбнулся и потом уже, сидя в машине, повторил: «Контролер! Обнуляция!»