Superabundance

Цены субъективны. Рабочие решают, что купить, затрачивая на это часы своего труда. Поэтому оценка стоимости товара сводится к количеству часов и минут, которые обычный человек готов потратить, чтобы заработать деньги на его покупку. Забудьте о всех "гедонистических" поправках и оценках полезности или ценности товаров и услуг. Достаточно разделить количество часов работы на валовой внутренний продукт (ВВП), как бы он ни рассчитывался. В результате мы получаем корректную оценку роста уровня жизни.

Как показывают Тупи и Пули, в период с 1980 по 2018 год, несмотря на весь монетарный шум и культурные "встречные ветры", работники смогли купить на 252% больше товаров и услуг за свои часы и минуты. За этот же период население Земли увеличилось на 71,2%, что привело к 503-процентному росту изобилия мировых ресурсов. Несмотря на заявления об "экстремальных погодных условиях", сельскохозяйственные и морские товары, включая чай и кофе, креветки и лосось, стали радикально дешевле. Нет необходимости вычислять физическую эффективность и доходность каждого товара в корзине. Достаточно посчитать часы и минуты работы и разделить их на любой денежный показатель соответствующей части экономики. Это прорыв, но это еще только начало мудрости.

Цены времени показывают, что экономический прогресс идет гораздо быстрее, чем предполагают экономисты. Реальные процентные ставки не уходят в отрицательную область, как будто время может двигаться назад, а остаются на уровне 3-4%. А Китай растет быстрее, чем утверждает даже коммунистическая партия. Это означает, что Китай, где доля государственных расходов в ВВП радикально ниже, чем в США, возможно, пока обеспечивает более свободные условия для бизнеса.

Главная угроза капитализму сегодня исходит не от красных, а от зеленых. Крайние экологи утверждают, что капитализм расходует природные ресурсы, которые материалисты принимают за богатство, что капитализм разрушает сам климат, от которого зависит жизнь, и что капитализм убивает планету. Сегодня "зеленый" социализм пользуется большей популярностью, чем когда-либо красная разновидность. На фоне небывалого изобилия и благосостояния людей раздаются оглушительные крики об обреченности.

Капитализм не может защититься от социализма, потому что при всех различиях в политике их метафизика идентична. Капиталистическая теория, по крайней мере, начиная с Адама Смита, опирается на то же материалистическое суеверие, которое поддерживает социализм; одно неизбежно ведет к другому.

Материалистическое суеверие заключается в том, что богатство состоит из вещей, а не из мыслей, из накопленного капитала, а не из накопленных знаний, что люди в основном являются потребителями, а не творцами, ртом, а не умом.

Ошибка материалистов красноречиво обозначена. Более 40 лет назад экономист Томас Соуэлл, обосновывая тезис о том, что богатство - это знания, а не материальные ресурсы, писал: "Пещерные люди имели в своем распоряжении те же природные ресурсы, что и мы сегодня, и разница между их уровнем жизни и нашим - это разница между знаниями, которые они могли применить к этим ресурсам, и теми знаниями, которые используются сегодня".

То, чего нам не хватает для информационной экономики, - это информационная экономика. Капиталистическая теория остается связанной языком, который не может освободиться от материалистических предпосылок. Эти предпосылки в корне искажают не только содержание, но и саму цель экономической мысли.

По мере того как наследники Смита, включая Джона Стюарта Милля и Альфреда Маршалла, развивали теорию, собственный интерес стал поддаваться количественному измерению в виде "спроса" и "предложения", опосредованных общим знаменателем "полезности", с помощью которого они могут достичь "равновесия". Часовой механизм был на месте.

Однако, подражая Исааку Ньютону, Смит совершил катастрофическую ошибку. Для объяснения повторяющихся физических явлений нужна детерминированная система, подчиняющаяся постоянным законам. Все яблоки должны падать с дерева. Если же богатство - это знания, рост - это обучение, а инновации объясняют разрыв между каменным и информационным веком, то выбор детерминистской модели оказывается фатальным для экономической теории.

Если основы богатства непредсказуемы, если инновации всегда преподносят сюрпризы, то никакая детерминистская теория не сможет объяснить богатство. До тех пор пока экономика будет оправдываться способностью детально предсказывать результаты, пока она будет оставаться механистической и детерминистской, она будет интеллектуально неубедительной и морально не оправданной. Прибыль останется загадкой и скандалом.