Суперчувства: 32 способа познавать реальность

Исследования ископаемых черепов показали, что мозг неандертальцев был примерно такого же размера, как наш. Они были высокого роста и плотного телосложения. И глазницы у них были больше наших, что, предположительно, указывает на более крупные глаза. Так почему же вымерли именно они, а не наши предки, которые явно уступали им по физическим и зрительным способностям?

Вероятно, у неандертальцев были большие глаза потому, что их вид появился и развивался в более высоких широтах, где освещенность ниже. Чтобы хорошо видеть, особенно в предрассветных и вечерних сумерках, им нужны были более крупные глаза, чем нашим африканским предкам-сапиенсам. Более массивные тела неандертальцев тоже, вероятно, были адаптацией – в данном случае к более холодному климату. Но опять же, то, что на первый взгляд казалось однозначным благом, таило в себе определенные недостатки. Группа ученых из Оксфорда предполагает, что у неандертальцев большая, чем у нас, часть ресурсов мозга уходила на зрение и контроль тела. Как считают исследователи, это означает, что у неандертальцев оставался сравнительно меньший объем мозга для выполнения когнитивных функций: мышления и разумного поведения, создания и поддержания сложных социальных связей и новаторства{12}.

Зрение вышедших из Африки H. sapiens могло быть не настолько острым, как у неандертальцев. Однако в рамках описанной теории этот недостаток с лихвой перекрывался их выдающимися умственными способностями. В конце концов, большеглазым (и в целом более массивным) неандертальцам могло быть сложнее справляться с евразийскими условиями жизни, чем сапиенсам, что позволило нам выиграть в конкурентной борьбе с ними. Получается, их эволюция завершилась буквально на наших глазах.

Хотя существуют и иные теории, объясняющие эволюционный успех сапиенсов, можно не сомневаться в том, что мир для неандертальцев выглядел немного иначе, чем для нас. Правда, также вероятно, что для меня и для вас мир тоже выглядит немного по-разному – а возможно, даже совершенно по-разному.

Основы зрения закладываются на ранней стадии внутриутробного развития{13}. Чтобы оно сформировалось в полной мере, ребенку нужно развивать зрительное восприятие с помощью практики[10]. Острота зрения новорожденного составляет всего около 5 % от остроты зрения взрослого, и младенец не может видеть объекты, расположенные дальше 30 см от него (примерно на таком расстоянии расположено лицо матери, когда та держит его на руках). Тем не менее он способен отличать очень темное от светлого и видеть яркие красные пятна. Примерно к двухмесячному возрасту малыш может отличать насыщенный зеленый цвет от ярко-красного. Через несколько недель к этому списку добавляется ярко-синий{14}.

Красный, зеленый и синий – первые цвета, которые ребенок учится различать, поскольку кроме палочек, светочувствительных клеток, позволяющих видеть при тусклом свете, сетчатка глаза человека укомплектована тремя типами других светочувствительных клеток – колбочек. Миллионы этих колбочек собраны в желтом пятне[11] в центре сетчатки.

«Синие» колбочки содержат такую разновидность опсина (светочувствительного белка), которая охотнее всего поглощает свет в синей и фиолетовой, коротковолновой части спектра видимого света. Опсин в «зеленых» колбочках активнее всего реагирует на зеленый свет со средней длиной волны, а опсин в «красных» колбочках наиболее чувствителен к свету из светло-зеленой/желтой/оранжевой части спектра, хотя эти клетки также воспринимают свет с гораздо большей длиной волны.

Считается, что белок опсин, чувствительный к синему свету, изначально играл роль детектора ультрафиолетового излучения, сменив свою функцию, видимо, лишь на ранних этапах эволюции млекопитающих, да и то не до конца. Хотя мы обычно не в состоянии видеть ультрафиолет, наш синий опсин все еще к нему чувствителен{15}. Роговица и хрусталик поглощают ультрафиолетовое излучение до того, как оно достигает сетчатки, однако люди, которым удалили хрусталик из-за катаракты, иногда отмечают, что видят на одноцветных цветках узоры, а на предметах, которые раньше казались чисто черными, замечают фиолетовый отлив. Есть даже подозрение, что именно по этой причине в поздних картинах Клода Моне, которому в возрасте 82 лет удалили катаракту в левом глазу, так много фиолетового и синего.