Супердвое: убойный фактор

Об этом мы с тобой еще поговорим, а сейчас давай искупнемся.

Ага, искупнемся. Знаю я эти энкаведешные штучки. Только войдешь в воду, а тебя хвать за ноги и поминай как звали.

Как с Берией!

Сначала, по приказу Хрущева, наши храбрые вояки ухлопали этого «интригана и кровавого монстра», а потом устроили честный и беспристрастный суд, на котором мертвеца приговорили к расстрелу, хотя как раз Берия и начал сворачивать репрессии.

Так, по крайней мере, утверждает история, а я инстинктивно доверял фрау Магди. Ей много пришлось повидать на своем веку.

Анатолий Константинович влез на камень и бултыхнулся рыбкой в самую сердцевину блаженства, теплой влаги и заслуженного отдыха.

Я не раздумывая последовал за ним.

Это было удивительное путешествие. Подводный мир чем-то неуловимо напоминал чуточку бредовый, но захватывающий мир воздушный, в котором там и тут были разбросаны невидимые острова, а из-за горизонта, под аккомпанемент оркестра, составленного из всякого сорта «измов», доносились сладкие голоса, соблазняющие простаков жаждой исполнения долга, ответственностью, убежденностью, поиском жизненного смысла. Зовущие голосили о том, что богатство полезно, а бедность вредна, но способствует оздоравливающему воздействию на организм. Особо речистые настаивали на безусловном приоритете развлечений. Так и выпевали — поразвлекался? Отдохни.

Другие подманивали водкой.

Третьи — травкой.

Ищите дурака!

На берегу, закурив, Закруткин начал давать показания.

— …кутерьма возникла из одной-единственной фразы, которую Петробыч произнес во время доклада руководящих работников НКВД по поводу планов работы на вторую половину сорок третьего года. Мой отец тоже при этом присутствовал. Его вызвали по личному распоряжению вождя — видно, Сталин заранее обдумал каверзу, которую собрался подложить нашим доблестным чекистам.

Папаша рассказал:

«…Сталин признал вашу работу в тылу врага удачной. Он оценил отчет, включавший донесение Второго, как «добротный материал, выводящий на важную проблему», и поставил близнецов в пример Лаврентию, который очень не любил, когда в его присутствии и в ущерб ему хвалили его подчиненных, и, наконец, задал присутствующим вопрос.

— Товарищ Закруткин доставил из Берлина данные, свидетельствующие, что после поражения под Сталинградом фашистское правительство сделало ставку на тотальную войну. Это требует ужесточения оккупационного режима на захваченных территориях. Речь, прежде всего, идет о Дании с ее неопределенным политическим статусом. Вы подтверждаете эту информацию, товарищ Закруткин?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Надеюсь, всем понятно, что для такого уважаемого человека как профессор Бор предполагаемое ужесточение может закончиться плачевно?

Берия ответил за всех.

— Так точно, товарищ Сталин.

Петробыч ткнул трубкой в зам наркома НКВД.[62]

— А что думает по этому поводу товарищ Меркулов?

Тот побледнел, но ответил честно.

— Полностью согласен с товарищем наркомом.

— Хорошо. Пойдите и подумайте, чем мы можем помочь уважаемому профессору, предупредившему нас об опасности… Все вместе подумайте!

«…У себя в кабинете, — поделился отец, — Лаврентий Павлович устроил Меркулову, Фитину, Федотову, Трущеву и мне заодно жуткий разнос за то, что мы прозевали такой поворот событий.

— Как прикажете спасат этого болтливого пацифиста?

Мы сошлись на том, что самое большое, чем мы можем помочь Бору, это вывезти его с семьей в Швецию.

— Это полумера! Немцы и там могут достат его.

— Можно организовать охрану… — предложил Меркулов.

— На глазах у шведской полиции? Нет, ищите другое решение. Ответственным назначаю Трущева. Это его крестники, пуст он и поанализирует. Пуст подумает, как можно спасти Бора».

«…перед отправкой Трущев поговорил со мной по душам. Упомянул, что по мнению руководства — считай, самого Берии, — лучшим решением проблемы является доставка нобелиста на территорию Советского Союза. Задача трудновыполнимая, но следует постараться.

По возможности.

Николай Михайлович по привычке принялся рисовать дорогие его сердцу схемы, с помощью которых пытался убедить меня, что самой главной ценностью в предстоящей операции является человеческая жизнь. В данном случае, жизнь Нильса Бора. Это означало, что моя безопасность, моя жизнь, стояли на втором месте.

— Ты у нас неуправляемый, — улыбнулся Трущев, — поэтому я добился, чтобы во время проведения операции «Лодка» тебе была предоставлена свобода рук. Однако имей в виду, если ситуация потребует привлечь Второго, максимум, что тебе позволено — это консультация и, в крайнем случае, подстраховка. Что касается нобелевского лауреата, не исключаю провокацию со стороны германских спецслужб. Этим следует воспользоваться. Как, решишь на месте, из Москвы всего не разглядишь. Если это будет правильное решение, я поддержу тебя».

«…В Берлине я так и заявил Второму, меня прислали в тыл врага с целью похитить Бора и переправить его в Советский Союз.

Алекс перепугался, но я успокоил его.

— Трущев с нами.

Он пришел в себя.

— Это меняет дело. А то я решил, что в Москве сошли с ума».