Супердвое: убойный фактор

Удивительно, но их внешнее сходство, а также откровенное неприятие друг друга, остроумнейшая пикировка на допросах, как магнит притягивала к себе таких крайне занятых, неподкупных и, не побоюсь этого слова, суровых до абсолютной черствости людей как мои начальники. Если присутствие Федотова и Фитина на допросах объяснялось служебными обязанностями — именно им была поручена роль кураторов, то посещение допросов — или, точнее, бесед — наркомом НКГБ В. Н. Меркуловым, его странные наводящие вопросы, с помощью которых он пытался выявить причину неприязни, придавали этим посещениям, а также вопросам, которые он задавал, — какой-то несовместимый с лубянским воздухом гротесково-театральный или, скорее, киношный характер.

Не допрос в лубянских подвалах, а творческая перебранка в каком-нибудь дореволюционном литературном кафе!

Побывав на допросах, Меркулов неожиданно задался вопросом — не являются ли Шеель и Закруткин родственниками? Для проверки этой версии были подняты горы материалов, задействованы несколько сотрудников. Благо, я в этой мышиной возне не участвовал, у меня своих забот хватало. В конце концов Всеволод Николаевич сделал сенсационное открытие — причина неприязни в том, что они оба оказались чужими друг другу людьми. Конечно, Владислав Николаевич являлся известным драмоделом, знатоком человеческих душ, мастодонтом пера, правда, доморощенным и раскритикованным самим Петробычем, однако я нутром чуял, дело здесь не в родстве, не в отсутствии родства, не в какой-то мистической подоплеке, а во вполне определенной, правда, пока еще неясной, непознанной конкретике, в наличии которой я убедился после случая со Светочкой и колебаниями старшего Закруткина в отношении судьбы его сына. Именно тогда мне посчастливилось прикоснуться к головокружительной тайне, которую можно было бы обозначить как поиск согласия.

Или танец доверия… Существует несколько определений этому умению…

Мало Меркулова?

Получите Лаврентия Павловича!

Он тоже захаживал к нам на посиделки. Его интерес объяснялся просто. С годами я накрепко усвоил, что Петробыч никогда и ничего, по крайней мере, до и во время войны, не забывал. Если прибавить к незаурядной памяти привычку в самый неподходящий момент задавать самые каверзные для докладчика вопросы, можно представить, с каким вниманием нарком относился к подготовке Закруткина. Правда, свое мнение он придерживал, доверял исполнителям, которые лучше знают, как поступить в том или ином случае. Только однажды напомнил Шеелю, в какие игры здесь играют.

— Если, Шеель, все пройдет бэз сучка и задоринки, ви может рассчитывать на значительние льготы во время отсидки. А то и на амнистию.

Шеель позволил себе вопрос.

— А если нет?

— Сотрем в лагерную пиль.

До меня, к тому моменту уже терявшему последние силы, внезапно, будто из-под земли донесся мысленный выкрик Шееля — «это вы можете!»

Я с некоторым мысленным усилием подтвердил — «можем!»

Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить «близнецов» — в начале славных дел такая нервотрепка просто неуместна. Сколько сил пришлось потратить, чтобы доходчиво объяснить этим, по существу, желторотым юнцам — их недоверие в отношении друг друга не имеет серьезных оснований, это не более чем рябь на воде. Давайте заглянем в глубину. Зачем заранее хоронить себя? Не лучше ли сосредоточиться на необходимости выжить и победить, а этого можно добиться исключительно, если мы отбросим всякого рода предрассудки и попытаемся отыскать согласие. Встанем в позу, которая устроит всех, кто задействован в этой операции. Мы все в этом деле партнеры, разве не так, Еско? Так давай станцуем предложенный нам судьбой танец! Ведь этого не избежать, а музыка уже слышна.

Еско после короткого раздумья вынужден был согласиться.

Тогда сбей фокусировку с сиюминутных обид, настройся на долговременное сотрудничество.

Прикинь, Анатолий, что вырисовывается в сердцевине нашей комбинации?

Прикиньте оба…

Правильно, жизнь. Дар бесценный, манящий. Если мы побрезгуем жизнью и замкнемся в собственных обидах и предрассудках, вам удастся выжить?

Теперь задумались оба.

После короткой паузы Шеель поинтересовался — а вам, Николай Михайлович?

Закруткин промолчал, но я был уверен — он задался тем же самым вопросом. Алекс-Еско только опередил его, и этот подспудный, едва ощутимый факт переломил ситуацию.

Я ответил искренне — мне в первую очередь. Мне жизненно необходимо с пользой отвальсировать свою партию, иначе… И тут же бросился в атаку — так будьте мужчинами, помогите друг другу, помогите мне достичь цели. Как иначе можно добиться победы, если не действовать согласованно.

Усекли?