Я еще раз лихорадочно прикинул условие задачи. Она была составлена таким образом, что Мессинг ни при каком раскладе не мог выйти сухим из воды. В случае измены Шееля, мне придется телом искупать вину. Если я угадал, это еще сильнее обострит страхи наркома по отношению к ненароком свалившемуся ему на голову экстрасенсу. Точный прогноз лишь на короткое время поможет мне сохранить относительную свободу рук. Пока у Берии слишком много других забот.
Молодой человек с интересом разглядывал меня.
Я никак не мог отыскать решение, не было даже зацепки, что решение существует. Молодой Шеель был неплохой парень, но где гарантия, что, оказавшись в Швейцарии, он не даст деру. С другой стороны, ему хватало соображалки понять, на той стороне его тоже вряд ли ждут с распростертыми объятьями. Рассчитывать, что соотечественники позволят свободно распоряжаться отцовским наследством — это уверовать в худший из «измов». Это сверхглупость! Красные тут же подбросят такой компромат, что ему не отвертеться».
Глава 6
В комнату вошел Николай Михайлович.
Я вздрогнул от неожиданности.
Был он в древнем махровом халате, подпоясанным солдатским ремнем. Из-под халата выглядывал свитер. На ногах войлочные ботинки «прощай, молодость» на босу ногу. Лицо у Трущева было настолько бледное и измученное, что хоть в гроб ложись. Молча, словно привидение, он приблизился к книжному шкафу, поискал что-то на полках. Нашел упаковку, добыл оттуда таблетку, сунул под язык, затем обратился ко мне.
— Вопросы есть?
— Уйма! — выпалил я.
Трущев подсел к столу, не спеша достал из кармана халата допотопный будильник, поставил его на стол и предложил.
— Ладно ты дочитывай, а я рядом посижу, — затем сознался. — Не спится что-то. И сердце ноет. Кто их знает, экстрасенсов, до полуночи еще десять минут осталось. Мало ли, может, в эти последние минуты меня инфаркт и хватанет, а мне еще хотелось бы поведать тебе, как по милости молодого Шееля я оказался в Швейцарии.
Он простодушно глянул на меня. Совсем как ребенок. Или дьявол, что, впрочем, неразрывно сплеталось в нем в некую неделимую сущность, свойственную его поколению, чьими любимыми словечками являлись «даешь», «ударник», «аэроплан — лучший оратор летчика», «изолировать» и «ликвидировать». В любом случае команды полковника госбезопасности, пусть даже пенсионера, следовало выполнять безоговорочно.
Я уткнулся в текст. Рядышком пристроилась история, через плечо заглянула в страницы.
Что там Мессинг насочинял?
«…и сразу провели в кабинет Берии, где уже находился Трущев и неизвестный мне генерал в армейской форме.
Генерал в отличие от наркома представился.
— Алексей Павлович. Товарищ Мессинг, я слыхал вы родом из Польши?
— Так точно, товарищ генерал.
— Вольф Григорьевич, у нас в стране под руководством генерала Андерса организуются польские части. Неплохо, если вы выступите перед ними, расскажете на родном языке о тайнах человеческой психики, о необходимости совместной борьбы с фашизмом.
— Я всегда готов, товарищ генерал.
— Вот и хорошо.
Берия постучал карандашом.
— Ближе к делу, — и, обратившись ко мне, пообещал. — С вами свяжутся по этому вопросу.
Затем нарком поставил вопрос ребром.
— Что ви, Мессинг, можете сказат, о подследственном? Ему можно верит?
Я ответил честно.
— Не могу сказать наверняка, Лаврентий Павлович.
— То есть как не можете сказат?! Хотите увильнуть от ответственности? Не вийдет, Мессинг!
Алексей Павлович унял расходившегося наркома.
— Подождите, Лаврентий Павлович. Зачем пугать нашего гостя. Скажите, Вольф Григорьевич, как настроен ваш подопечный?
«Мой подопечный! — отметил я про себя. — Ишь, как завернул. Этот генерал еще тот крокодил, почище Берии. Призывать поляков воевать на стороне пшеклентых москалей?! Куда хватил!»
Вслух я отрапортовал.
— Подопечный настроен просоветски. Он готов помочь, но я бы не стал прогнозировать поступки того или иного человека исключительно на основе его мыслеобразов. Нужны более серьезные зацепки. В нашем случае я их не нашел, только общие рассуждения, фантазии, уверенность в правоте нашего дела.
— Действительно, — согласился генерал. — Этого мало. Что вы посоветуете?
— Немного подождать.
— Мессинг, ви соображаете, что говорите! — воскликнул Берия. — Дело на контроле Ставки, вы понимаете, что это означает?
— Нет, — признался я.
Алексей Павлович вновь пришел мне на помощь.
— И слава Богу! Не надо впутывать гостя в наши дела. Сколько прикажете ждать?
Я замешкался.
— Н-не знаю. День, неделю, месяц.
— Это слишком долго.
В этот момент в разговор вновь вмешался Берия.
— Послушайте, Мессинг, предупреждаю — ви не выйдете отсюда, пока не дадите четкий и определенный рэзултат, можем мы доверять Шеелю или нет.
— Как это? — удивился я.
— Вот так. Запрем вас в камеру. Посидите, подумаете. Глядишь, что-нибуд придумаете.
Затем он обратился в Трущеву.
— Это и тебя касается, Николай Михайлович.
— Так точно, товарищ нарком.
— Запомните, Мессинг, времени у нас в обрез.
Я ответил.
— Так точно, товарищ нарком.
Когда мы добрались до кабинета Трущева, светало. Николай Михайлович, подойдя к окну, так и объявил:
— Светает.