— Дождусь тебя, — сказала и улыбнулась, увидев на столе помимо еды бутылку и два наполненных до краев бокала. — А, может, и не дождусь.
Взяла вино, телефон, села на диван перед камином, представив предварительно, что в нем горит огонь, и принялась проверять сообщения. Позвонила маме, та не взяла трубку — явно все еще обижалась. Позвонила Олегу, узнала, как дела на службе. У меня-то выходной, а у оперов свой график (иногда казалось, что они там и вовсе живут). Переговорила с Никой, приняла от нее поздравления с поимкой маньяка. Вытянула ноги и стала составлять план действий.
— Значит, без меня пьянствуешь? — Усмехнулся Артем, оторвав меня от размышлений.
— Присоединяйся, — ответила, сглотнув.
Он стоял практически голый — в одном влажном полотенце на бедрах. И вытирал другим полотенцем волосы. Широкая грудь, узкие бедра, капли воды на смуглых икрах. Ох, такое зрелище не для слабонервных одиноких и голодных женщин, вроде меня.
Вернувшись в ванную, Грин бросил полотенце на сушитель. В голове почему-то больше не тикало: «нужно побежать и развесить его, как следует, чтобы высохло», в висках стучало лишь: «сохранять спокойствие, чтобы не наброситься на него прямо сейчас».
— Ненавижу халаты, — буркнул Артем и потянулся к рубашке, но потом вдруг передумал и просто сел возле меня.
— Меня можешь не стесняться, — улыбнулась, пожала плечами и подала ему бокал.
Подкатила ближе столик с ужином.
— А почему я должен стесняться? — Артем отпил вина, поставил бокал и взял вилку.
— Я… — Щеки покрылись румянцем. — Я про…
Скользнула взглядом по его плечам.
— Про мои ожоги, что ли? — Спросил так обыденно, но в глазах все равно промелькнул едва заметный горестный огонек.
— Да. — Кивнула, принимаясь за ужин. — Ты ведь мне ничего не рассказывал. Про это, про все… Все время вместе, а я ничего про тебя не знаю.
С минуту мы ели молча. Ему явно не хотелось обсуждать это за едой.
— У меня была своя фирма, я занимался цветными металлами. — Наконец, сказал он. — Однажды выступил посредником в покупке вагона алюминия. Груз выехал из Душанбе, почти доехал до нас и вдруг потерялся. Половина денег ушла поставщику, меня начали прессовать с обеих сторон очень серьезные люди. Я тогда был совершенно уверен в том, кто это сделал: наш мэр незадолго до этого предлагал мне кое-какие незаконные схемы. Только его люди могли быть в этом замешаны. Пошел к своему дядьке, рассказал все. Тот не то чтобы мне не поверил, просто отказал, ссылаясь на ваши эти вечные «нет доказательств», «как я могу» и прочее.
— Иван Дмитриевич?
— Да. Ну, и я, дурак, решил идти прямо к мэру. — Артем покачал головой. — Сказал, что все знаю. Что он перехватил мой груз, что все расскажу. Тот начал угрожать мне, мы сцепились. В этот же вечер, когда я приехал домой, заметил дальше по улице припаркованный тонированный джип. Переоделся, вышел на пробежку, а когда пробегал мимо, заметил на заднем стекле наклейку — «зайчик-плейбой», точно такая же была у подручного главы города. — Грин не смотрел мне в глаза, глядел перед собой, время от времени хмурясь. — Думал, они за мной просто следят, но все оказалось еще хуже: ночью мой дом подожгли. Потом больница, кома. Как только очнулся, мой приятель, Серега Киселев, предложил оплатить мой долг. Согласился, отдал ему за это свою фирму. Потом был год реабилитации, а затем, после внезапной смерти матери, мне захотелось вернуться в город, чтобы отомстить. На страховку открыл газету, выкупил типографию. Что дальше? Не знаю. — Он улыбнулся. — Есть какая-то потребность в поисках правды. Может, открыть частное агентство, как у моего двоюродного брата Лехи в Самаре? Только, потяну ли.
Я отложила приборы и глотнула вина.
— Вот откуда шрамы на спине…
— Да. Меня в ту ночь разбудил лай Джея. Я проснулся, мог бы выскочить в окно, но пришлось ломать дверь, чтобы спасти пса. А огонь… вещь такая коварная… Всего лишь будто чиркнул по спине. Секунда в объятиях пламени. Я даже ладом ничего не понял, не почувствовал, не знал, как сильно это изменит мою жизнь. — Артем начал есть быстрее, словно заедая самые тяжелые воспоминания. Почти не жевал, вскипая изнутри. — Сам доехал до травматологии, сам дошел до палаты — болевой шок. Думал, отлежусь недельку, и все пройдет. Как же сильно ошибался… За меня здесь врачи отказались взяться. Несколько дней просто перевязывали, снимали кожу лоскутами в попытках «оценить глубину ожогов». Помню, был тогда еще в здравом уме, периодически шутил, но тело постепенно слабело, и приходило понимание того, что дело плохо.
Коснулась его плеча, заставив вздрогнуть.
— Боже…