Супермама для вишенки

Пока она расставляет чашки, рассказываю, что приезжала скорая помощь. Варе сделали укол и температура спала.

- Варечка такая хорошая девочка. А ей приходится, вот так с самого детства. Сначала мать кукушка. Черти ее подрали заразу такую!

- Вы же сказали, что она исчезла? – заинтересованно спрашиваю.

- Из жизни ее исчезла, - ударят кулаком по столу. - А теперь вот отец. Заснул за рулём. Он сутки не спал, на какую то презентацию ездил, потом приехал домой хотел отоспаться, а его в театр вызвали... Он в этот театр чуть на крыльях не полетел, а организм-то не обманешь. Парень он конечно здоровый, дай Бог очухается.

- Что? Что вы сказали? В театр вызвали? – тут мои глаза растерянно забегали. Поджилки затряслись. Отодвигаю чашку, встаю со своего места, а на душе оседает горький осадок. От того понимания, что это именно я. Я! Вызвала его в театр. Взяла вот так просто позвонила. А он приехал. Бросил все, по первой моей просьбе.

И от этой мысли мне становится страшно.

Игоревна постелила мне в комнате для гостей. С одной стороны чувствовала себя спокойно, так как оставить больного ребенка совсем одного – не позволила совесть. А с другой – до этого происшествия дом Юдина  был домом моего врага.

Все равно не могу заснуть. Ворочаюсь, кручусь, как та белка в колесе. Комкаю одеяло, постоянно взбиваю подушку. Ситуация такая, когда не помогает ни валерьянка, ни коньяк.

Смотрю в потолок, заложив руки за голову. Вспоминаю, все что происходило в театре, в мельчайших подробностях. Не потому что мне так сильно хотелось, а потому что эта мысль засела у меня занозой в голове. Я прокручивала ее десятки раз, но найти конечную точку не получалось. 

Глеб выглядел уставшим. С его лица не сходила довольная, ухмылка. Он улыбался мне, смотрел безотрывно сонными глазами. Как обычно шутил, дерзил Стасу. Ничего не предвещало беды. Кто же мог подумать? Ах, если бы можно было повернуть время вспять!

Понимаю, что совершенно ничего не знаю о Юдине. О его настоящей жизни. Знаю лишь то, что его бросила жена. А родной отец живет в другом городе и, по словам Игоревны совершенно не общается с внучкой.

С самого утра еду в больницу. Центр города, где меня встречает большой поток машин. Они останавливаются на светофоре, мигают фарами и пропускают толпу пешеходов. Водители сигналят, нетерпеливо ждут, пока загорится зелёный свет.

Шумно. Прохожие в теплых куртках, кашемировых пальто, стуча каблуками по серому асфальту спешат, как на последний поезд в своей жизни. Задевают меня плечом, затем извиняются, а кто-то просто, с отсутствием манер выкрикивает: «Куда прешь?». А я в таком состоянии, мягко сказать: пру как танк.

Собираюсь с мыслями, беру в себя в руки. Сейчас не время раскисать. Выпрямляю спину и уверенной походкой иду к зданию областной травматологии.

В больнице возле реанимационного отделения собрались несколько мужчин и женщин. Некоторых я знала в лицо, а некоторых видела в первый раз.

Они все резко посмотрели на меня, когда я появилась в просторном больничном коридоре. Выдавливаю из себя: «зрасте» и медленно подхожу к окну. И зачем я пришла? Нет, просто узнаю, как он там? Все ли с ним в порядке и уйду. Всего лишь пять минут позора, может десять и ты на высоте.

Среди присутствующих был отец Глеба. Седой, высокий, худощавый. Я его помнила с детства. Он не слишком изменился. Лишь на его вытянутом лице появились глубокие морщины. И глаза выглядят более грустно.

 Среди присутствующих знаю ещё одного человека. Это мужчина, который часто мелькает с экранов телевизора. Стрижка под ноль, стильный костюм, лакированные туфли, начищенные до идеального блеска. Под их пристальным взглядом чувствую себя неловко. Даже слишком неловко. Они смотрят на меня, а я смотрю на них. Боюсь, подойти, спросить. Да и что говоритьт. Здрасте, вот я Вера, собственной персоной. В какой-то момент мне кажется, что вот сейчас кто-то из них укажет на меня пальцем и выкрикнет: это она! Во всем виновата только она.

А потом вышел врач.

- Кто из вас Вера? Веру постоянно зовет, – звучит его уверенный баритон.

Подлетаю к нему с поднятой рукой, как какая-то школьница.

- Это я.

- Вы жена?

- Я Вера, - убедительно говорю, тыча в свою грудь пальцем. Затем оглядываюсь и вижу удивленные лица присутствующих. А мужчина без волос на голове, так приподнял свои широкие брови, что казалось, они сейчас окажутся на его лысой макушке.

- Пойдемте со мной.

Он открывает двери, мы проходим вглубь коридора, где так пахнет медицинским спиртом. Я надеваю бахилы, он дает мне белый халат, и я спешно иду вслед за ним.

- Завтра мы переведем его в палату. Пока он у нас самый стабильный больной, - бодро отвечает.

Всего одного его слово: стабильный и у меня с души камень упал. Его переведут! Готова сейчас подпрыгнуть до самого потолка.

Киваю, глаза начинают слезиться, гореть. Это хорошо. Это очень и очень хорошо.

Его кровать возле окна. Голова Юдина перебинтована, как у мумии, на лице заметны кровоподтеки. Загипсованная нога, подвешена на какой-то крюк. Он спит. Медсестра меняет ему капельницу и оставляет нас наедине.