Супермаркет

Анька соскочила с кровати и, топая босыми ногами, понеслась к туалету. Она распахнула дверь, склонилась над унитазом. Ее вырвало. Анька спустила воду, оперлась рукой о стену. Тошнота не проходила, а, кроме того, сильно кружилась голова. Она опустилась на унитаз, отерла тыльной стороной ладони рот. Волосы прилипли к мокрому от пота лбу.

В проеме появилась заспанная Нина Владимировна.

— Анька, ты чего? — спросила она встревоженно. — Тебе плохо?

— Ой, нехорошо. Тошнит, — вздохнула Анька, посмотрев на мать страдальческим взглядом.

— Тошнит? Ну-ка, пойдем! — Нина Владимировна помогла дочери подняться, обхватила ее за талию, повела в комнату, уложила в кровать, коснулась лба. — Мокрая вон вся. У тебя когда последний раз дела были?

— Какие дела? — спросила Анька, испуганно глядя на мать.

— Сама знаешь — какие! — грозно сказала Нина Владимировна.

— Не было, — вздохнула дочь.

— А, ну, поздравляю тебя, доченька с первой беременностью. Замечательно просто -в шестнадцать неполных лет!

— Мам, да не придумывай ты! Отравилась я. Мы вчера в кафе курицу ели, вот и это… Несвежая, видимо.

— Ну-ну, кому другому рассказывай — курицу! Матери-то не надо врать! Думаешь, у меня такого не было? С первых дней. Дикий токсикоз. В обмороки падала. Отец твой боялся одну на улицу отпустить. Где-нибудь да обязательно завалюсь. Так что ты — моя дочь. И все прелести этой жизни тебе еще предстоит испытать. Ну, и кто он, этот козел?

— Никто! — Анька отвернулась к стене.

— Ванька? — спросила мать.

— Нет, не Ванька.

— Вот шалава, а! — вздохнула Нина Владимировна. — Уже и не Ванька у нее! Ведь учат вас с малолетства, “Плэйбои” она читает, эротику глядит, а предохраняться не научилась!

— Мам, заткнись! Я аборт сделаю, — сказала Анька, глядя на косоглазого кролика.

— Угу, сделаешь ты! Я тебе сейчас сделаю! Хочешь на всю жизнь пустобрюхой остаться? — закричала Нина Владимировна. — Во-первых, без разрешения матери ни черта ты не сделаешь, а во-вторых…, только попробуй! Своими руками удавлю, шалаву!

Анька уткнулась в подушку и заревела.

— Мам, ну почему так, почему? Что я такого сделала? Почему ты меня не любишь?

— Ну-ка, прекрати выть! — прикрикнула на дочь Нина Владимировна. — Раньше надо было думать, когда с мужиком ложилась! Люблю я тебя, дуру беспутную, а потому ничего с тобой сделать не дам! Для твоего же блага. Выносишь, выкормишь. Вместе воспитывать будем. Сама, в конце концов, воспитаю! Может, пацан родится. Будет в доме хоть один мужик. А то с девками одна беда — сама видишь!

Анька села в кровати, крепко обняла мать. Из ее глаз катились крупные слезы.

— Мужик твой знает?

— Нет, — всхлипнула Анька, утирая пальцем нос. — Нету у меня его.

— А, ну понятно! Козлячья порода! Все они такие. Видать, на роду нам с тобой написано в одиночках ходить. Ой, что я говорю! Дура старая! Какие, Анюта, твои годы, все у тебя еще будет, и муж, и детки, семья хорошая, дружная, и дом — полная чаша. А ребеночка можно на мое имя записать, будто он тебе братик или сестричка, чтобы у мужиков потом лишних вопрос не возникало. А если уж полюбит…

— Думаешь?

— Будет, Анька, все будет!

Мать и дочь сидели на кровати, обнявшись, плакали, и было им так хорошо и уютно, как никогда.

Раздался звонок в дверь. Нина Владимировна посмотрела на будильник, стрелки которого показывали третий час ночи, и нахмурилась.

— Кого еще черт принес! У нас все дома! — она помедлила немного, звонок повторился. Нина Владимировна пошла открывать.

Она посмотрела в глазок. На лестничной площадке стоял Валерик собственной персоной. Нина Владимировна вздохнула и щелкнула замком.

— Здравствуй, Нинуль, — пьяно улыбнулся Валерик, вваливаясь в прихожую.

— А, явился — не запылился! — сказала Нина Владимировна. — Ну, и где мы шлялись, интересно знать?

— Нинуль, извини, банкет, понимаешь! Начальник докторскую защитил, ну вот и… Помнишь, я тебе про него рассказывал? Семен Арнольдович, — Валерик заглянул в Анькину комнату. — Анюта, не спишь? Лови апельсинчик! — он швырнул апельсин на Анькину кровать.

— Спасибо, — буркнула Анька.

— Валерик, ты куда это в своих грязных ботинках поперся? — грозно окликнула его Нина Владимировна.

— Щас-щас, — Валерик вернулся в прихожую. — А это тебе Нина, — он вытащил из портфеля банан и протянул Нине Владимировне, хихикнув.

— Ты сюда зачем пьяный пришел? — спросила Нина Владимировна, не собираясь брать банан.

— Как… зачем? — искренне удивился Валерик. — Ты ведь у меня любимая женщина, можно сказать.

— А можно и не говорить! У меня дочь малолетняя, шестнадцати еще нет, а ты врываешься в пьяном виде к ней в спальню… И потом, что за манеры! Ни позвонит, ни предупредит, заявился, будто здесь его, как манны небесной, ждут! На банкете-то у Семена Арнольдовича ни одной шлюхи не нашлось? Или уже не котируешься?

— Нин, ну что ты на меня собак спустила! Я, можно сказать, летел на крыльях любви, а ты… — Валерик потянулся к Нине Владмировне, чтобы ее поцеловать, но она отстранилась. Только сейчас Валерик заметил, что у Нины Владимировны красные глаза. — Ты плакала?