До 6 июня 1942 года обессиленные от голода бойцы продолжали совершать диверсии. В тот день Центр приказал возвращаться. А сделать это было очень сложно. На диверсантов началась массовая охота. Напомним, что на дворе лето 1942 года и гитлеровцы могли позволить себе бросить боевые части на прочесывания лесов и проведения противодиверсионных операций. Нужно еще учесть то, что в отличие от партизан омсбоновцы не имели проводников из числа местных жителей. Ведь как поступали в таких ситуациях народные мстители? Уходили куда-нибудь в труднодоступные болота, куда немцы предпочитали не залезать, — топи.
К 26 июня 1942 года они оказались в прифронтовой полосе. До линии фронта 10 километров, а до штаба немецкой дивизии сотни метров (бойцы расположились на ночевку в рощице, а утром услышали немецкую речь). На разведку ушли две группы — одна на юго-восток, другая — на восток. У обеих приказ — выйти к своим и просить помощи армейской разведки для вывода остатков отряда.
В расположение Красной Армии смогла попасть только группа старшего сержанта Буропдасова. Из восьми бойцов только четверо смогли преодолеть нейтральную полосу. И попали в «разработку» сотрудников Особого отдела 42-й стрелковой дивизии. Пока «особисты» разбирались с «фашистскими агентами», время ушло. Отряд майора Коровина смог продержаться незамеченным четверо суток. А потом короткий бой, скорее бойня, ведь у диверсантов оставалось по два-три патрона. В результате отряды Балашова, Матросова и Шевченко полностью погибли. В плен попали несколько тяжелораненых бойцов и командиры— Коровин, Матросов и Шевченко…[255]
Есть и другая версия финала этой трагедии. О ней рассказал в своей книге «Там помнят нас» комиссар спецотряда Четвертого управления НКВД «Особые» Алексей Иванович Авдеев. Учитывая то, что она вышла в 1985 году, можно предположить, что бывший диверсант с Лубянки рассказал значительно больше, чем могли позволить «официальные историки». Хотя и он умолчал о многих подробностях гибели подчиненных Петра Алексеевича Коровина.