Супермены в белых халатах, или Лучшие медицинские байки

– Сука, – согласился Мироныч, глянув на часы. – Так, – решительно сказал он, – десять минут десятого, закругляемся. Довожу до вашего сведения… Первое: в поликлинике работает мэрская, – заведующего покоробило, – аттестационная комиссия. Курить только в курилке, окурки в кадках с цветами не оставлять, кардиограммы по отделению не разбрасывать. И никакого пива! – Мироныч со значением зыркнул на Бублика, но тот лишь сложил пухлые руки на животе. – Второе: у нас новый фельдшер, прошу любить и жаловать и помочь коллеге быстрее освоиться. Вот, – он кивнул на нового кадра, подпиравшего дверной косяк, – знакомьтесь, Родион Романович…

– Раскольников?! – радостно вскинулась Вежина.

– Киракозов, – достойно представился новый кадр, и что-то мелькнуло на миг в тонких чертах молодого человека. Кстати, он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен – словом, точно как Раскольников у Достоевского.

– Нет в мире гармонии! – Диана едва не расстроилась. – А ведь заедают нас старушки, Родион Романыч, прямо поедом едят!

– Старушек у нас много, – не подумав, согласился Мироныч. – Фу! Хватит, вызов десять минут на задержке лежит! Как раз вам сегодня вместе работать, заодно и кардиограф проверите, у которого электроды меняли. Всё, поехали!

– Совсем всё? – В дверях опять появился округлый водитель в ленинской кепочке с газетным свертком в руках, и сквозняк снова вздул шторку и распахнул окно, открыв диспетчерскую весеннему солнцу. – Извините, ребята… – Сей Сеич (Алексей Алексеевич) зашуршал газетой. – Мне, понимаете, на прошлом дежурстве кто-то по ошибке в портфель положил, так я вернуть хочу, нужен кому, поди… Вот! – Сеич предъявил заинтригованной публике совсем мало побитый кирпич, просиял и деловито спросил у Вежиной: – Поехали, Диночка?

Поехали, но не сразу. Сначала нашли и забрали отремонтированный кардиограф, затем потеряли Сеича, который, оказалось, заполошно разыскивал ключи. Потом Родион Романыч осваивался в карете, пытаясь не набить с непривычки шишек о плоды пробивной мощи тщедушного Мироныча – разнообразную аппаратуру, которая, так уж водится, либо в нужный момент не работает, либо не нужна вовсе. Киракозов осваивался, Вежина курила и комментировала, солнечный Сеич с незлой руганью терзал стартер, а заслуженный, как застойный пенсионер союзного значения, «рафик» фырчал и чихал, как тот же заведующий, но не заводился, выказывая вздорный, присущий всякой лохматке характер.

«Рафик» выказывал характер, Сеич вдохновенно сажал аккумулятор, таком и сяком поминая всех и вся, и порою так энергично, что если бы рация была включена на передачу, то по меньшей мере выговор за хулиганство в эфире был бы обеспечен; рация была включена.

Аккумулятор подсел, Сеич от души выругался, и мотор вдруг зафырчал, зачихал и заработал.

– Поехали? – утирая пот, спросил водила Сеич.

– Не пешком же идти, – резонно заметила доктор Вежина.

– Может, лучше всё-таки пешком, а? – подал совещательный голос необкатанный фельдшер Киракозов, опасливо прислушиваясь.

– Поехали! – решительно сказал солнечный Сеич и махнул рукой, а «рафик», кряхтя и постанывая, выкатился на набережную канала.

– Студент? – поинтересовалась Вежина у Киракозова, извернувшись вполоборота к нему и Сеичу. – Или бывший студент?

– С утра вроде был настоящим, – с сомнением в голосе отозвался Родион Романыч. – Точно, был! Первый медицинский, пятый курс, – отрекомендовался он, а Диана усмехнулась:

– Родимый ликбез! А кто декан? – спросила она и, когда Киракозов назвал фамилию, оживилась еще больше: – Знаю-знаю, я ему оперативную хирургию сдавала, неплохой мужик. То есть какой он мужик, я не знаю, вот как-то не случилось попробовать, но человек славный… Ты что-нибудь умеешь? – Киракозов пожал плечами. – Кардиограмму снимал когда-нибудь? – Киракозов кивнул. – Вот и ладно, а заодно и проверим, – она подмигнула, – вместе с кардиографом. В вену колешь?

– Колю, – опять кивнул Киракозов, – когда попадаю. Вообще, я твердо знаю, что человек состоит из черепяной коробки, тулова и конечностей, а черепяная коробка из частей мордастой и мозгастой…

– Ну?! – восхитился Сеич, а «рафик» восторженно вильнул и заерзал на влажной набережной. – Из мозгастой и мордастой?

– Ага, и в мордастой части находятся дырья, которые бывают большие и малые, например ушья, глазья и носопыры. Но самая большая дырья есть рот, он… оп! – Восторженный «рафик» так подпрыгнул на выбоине в асфальте, что Киракозов хлопнул этим самым ротом, прикусив губья зубьями, и решительно закруглился: – Ну и прочая такая петрушка. Кстати, что за «петрушку» на конференции поминали?