Мне следовало попросить его налить виски в высокий бокал, потому что рука моя сильно дрожала и несколько капель упало на стойку, когда я подносил рюмку ко рту. Виски я выпил залпом и тут же дал знак бармену повторить заказ. Увлеченный разговором с двумя пьяницами, должно быть о спорте, автомобилях или политике – что еще могут обсуждать в четыре часа пополудни бармены и пьяницы, – он с явной неохотой прошествовал к моему краю стойки. Возможно, правда, что у него просто болели ноги.
– Снова двойное? – спросил он.
– Нет, одинарное. Где у вас телефон?
Он махнул рукой в направлении дальней стены.
– Там, у мужского туалета.
Я прошел в будку, закрыл за собой дверь, набрал «911», дождался, пока ответил голос, голос полицейского, и выпалил: «Слушайте внимательно. В помещении 1106 в Никерсон-Билдинг на Парк-авеню вы найдете убитого. Его зовут Фрэнк Спиллейси, Спиллейси». И я повесил трубку.
Полная рюмка уже дожидалась меня. Пить не хотелось, но не пропадать же добру. Поэтому я выпил виски, положил на стойку три долларовые купюры и мелочь, вышел на улицу, поймал такси и поехал в «Аделфи». Поднявшись к себе, достал из кармана маленький блокнот, прочитал единственное записанное на нем слово: «Уинго». Вырвал страничку из блокнота, порвал ее на мелкие кусочки и спустил в унитаз. Затем, вспоминая уроки, полученные с больших и малых экранов, разорвал все остальные странички. Мне пришлось провести в ванной добрых пять минут, спуская бумагу в унитаз. Картонную обложку блокнота я бросил в мусорное ведро.
Вернулся в гостиную и плюхнулся в мое любимое кресло, в котором еще два часа назад ел сандвич с огурцом, пил чай и доказывал нью-йоркскому копу, что вполне обойдусь и без его услуг. Мысли мои крутились вокруг человека, убитого выстрелом из пистолета или ударом ножа, который потратил последние остатки жизни на то, чтобы написать единственное слово. Я решил, что оно предназначалось мне. Ни его жене, ни детям, ни полиции, но мне и только мне, незнакомцу, с которым он говорил лишь единожды, по телефону, в течение сорока пяти секунд, максимум минуты. И вместо того чтобы позвонить в полицию, сообщить об убийстве, дождаться приезда детектива и рассказать им обо всем, что я знал, а эта информация могла привести к убийцам мелкого мошенника, продававшего участки земли в пустыне, я позорно сбежал.
Выкурив сигарету и проведя в глубоком раздумье еще с четверть часа, я снял трубку, позвонил на междугородную станцию и попросил соединить меня со службой коронера[24]
Вашингтона, округ Колумбия. Телефонистка пожелала узнать, с кем именно я хочу поговорить, ни одной фамилии я назвать не мог и в конце концов заявил, что хочу поговорить лично с коронером, но готов объясниться и с тем, кто возьмет трубку. Ответил мне хорошо поставленный мужской голос: «Служба коронера».Назвавшись, я спросил:
– Если человек гибнет в автокатастрофе, такое дело автоматически переходит к вам?
– Да, разумеется, – последовал ответ.
– И вскрытие проводите вы?
– Если смерть наступила в результате несчастного случая, убийства или самоубийства, обязательно. Даже в случае болезни, если усопший не находился под наблюдением врача в последние десять дней жизни.
– Меня интересуют некоторые сведения о человеке, погибшем в автокатастрофе примерно четыре недели назад.
– Вы его родственник? – поинтересовался мужской голос.
– Нет. Я репортер. Из «Нью-Йорк таймс». – Играть так по-крупному.
– Как фамилия усопшего?
– Уинго.
– Имя?
Имени я не знал.
– Мы еще не успели выяснить его имени. Он умер при весьма загадочных обстоятельствах.
Последовала пауза, долгая, томительная пауза. В службе коронера округа Колумбия на углу 19-й и Е-стрит думали или совещались.
– Извините, но в подобных случаях для получения информации необходимо разрешение ближайших родственников.
Я поблагодарил то ли коронера, то ли его сотрудника и положил трубку. А потом начал перебирать в памяти знакомых мне влиятельных персон Вашингтона, которые могли заглянуть в картотеку коронера без разрешения ближайших родственников усопших. Почему-то у меня сложилось впечатление, что Фрэнсис Уинго не поймет моего интереса к гибели мужа. Таких влиятельных персон я нашел, но решил, что едва ли ответят мне прямо сегодня, скорее всего попросят перезвонить завтра, а я не мог ждать, съедаемый нетерпением. И набрал номер Майрона Грина, адвоката.
– Окажи мне услугу, – попросил я его после того, как мы поздоровались и он сообщил мне, что чек, полученный мною от музея Култера, уже в банке.
– Какую услугу? – В голосе Майрона Грина слышалась подозрительность.
– Мне нужно заключение вашингтонского коронера, чтобы узнать, как и от чего умер один человек.
– На это требуется разрешение ближайшего родственника, – ответствовал Грин.
– Это мне известно. Я уже говорил с коронером. Поэтому и звоню тебе. Информация нужна мне сегодня.
– Это невозможно.
– Для кого-то да, но не для тебя. У тебя там есть знакомые, а у меня – нет. Иначе я бы тебе не позвонил.
– Извини, но сейчас я очень занят. Завтра, пожалуй, я смогу что-нибудь предпринять.