Суперсыщик Освальд

— Не бойся, — успокаивает его отец Тима. — Если Освальд еще раз кого-нибудь укусит, мы его сдадим в приют для бездомных животных.

Чего?.. Это что, шутка, что ли?

Аксель, сделав страдальческое выражение лица, хватается за свою ляжку и жалуется:

— Он мне чуть ногу не откусил. До сих пор еще болит.

Жалкий подлый притворщик! Я с бешеным лаем бросаюсь на его штанину, но отец Тима держит меня на поводке так, что я могу дотянуться лишь до носков аксельских ботинок. Аксель отпрыгивает в сторону и перебегает на другую сторону улицы. Я просто захлебываюсь от злобного лая, и этот трус берет ноги в руки и бежит домой. Но тут он совершает одну досадную ошибку: он оглядывается на меня и — попадает ногой прямо в кучу, которую я только что оставил на тротуаре. Поскользнувшись, Аксель приземляется на задницу. Если бы собаки могли смеяться, я бы, наверное, себе кишки порвал со смеху.

Даже отец Тима не может удержаться от ухмылки. Правда, он тут же делает серьезное лицо, и когда мы подходим к Акселю, от ухмылки и следа не остается.

— Все в порядке, Аксель? — спрашивает он.

Аксель кряхтя поднимается на ноги. Ну и видок! Не говоря уже о запахе… Аксель, что называется, оказался в полном дерьме.

Отец Тима спрашивает, не ушибся ли он. Тот отрицательно качает головой. Потом с ненавистью смотрит на меня.

— Какое безобразие, что некоторые владельцы собак оставляют эту гадость прямо на тротуаре! — с невинным видом заявляет отец Тима. — А чего ты, собственно, побежал, когда Освальд залаял? Я же его держал на поводке. К тому же он просто хотел с тобой поиграть.

Аксель бормочет что-то невразумительное, поворачивается и идет прочь широченными шагами. А мы продолжаем нашу прогулку. Я размышляю, мог ли Аксель действительно украсть седла. В сущности, воровство ему ни к чему, он получает от своих богатеньких родителей кучу денег на карманные расходы. Но может, он ворует просто из спортивного интереса? Говорят, такое бывает. Во всяком случае, я принимаю решение в ближайшие пару недель приглядывать за Акселем. Если повезет, я поймаю его с поличным.

— Рядом, Жаклин! — слышу я вдруг высокий женский голос.

Кто такая Жаклин? И вот я уже вижу ее, она идет мне навстречу — сногсшибательная красотка чау-чау с красными ленточками в волосах и золотой цепью на шее. Сомнений нет: это та самая дамочка, чей ароматный почерк на афишной тумбе напрочь лишил меня рассудка. Клянусь своей миской!

Я останавливаюсь как вкопанный, и Жаклин гордо шествует мимо, недосягаемая, как модель на подиуме. Она даже глазом не повела в мою сторону, а я так страстно впиваюсь в нее взглядом, что того и гляди зенки полопаются.

— Ай, молодец, хорошая девочка! — мурлычет хозяйка Жаклин, одетая в короткую красную юбку. — Вот так и иди, рядом, а не то опять возьму на поводок, золотце мое.

Мы с отцом Тима смотрим им вслед раскрыв рот. Правда, его язык не достает до земли, как мой.

На ближайшем перекрестке Жаклин и ее хозяйка исчезают за поворотом. Отец Тима переводит дух и восторженно произносит:

— Вот это люля-кебаб!.. Ты когда-нибудь видел такое, Освальд?

He-а. Баб видал, а люляки — никогда.

ГЛАВА 15, в которой речь пойдет о тоске и о седлах

Жаклин… В следующие вечера во время наших прогулок с отцом Тима я держу глаза, уши и нос в состоянии непрерывной боевой готовности. Жаклин, к сожалению, больше не появляется, но я наслаждаюсь ее ароматом на некоторых фонарных столбах и деревьях. Эта милая дамочка из семейства чау-чау наверняка живет где-нибудь по соседству, и рано или поздно наши стежки-дорожки пересекутся.

Но когда? Если я не увижу ее в самое ближайшее время, я еще, чего доброго, помру от любовной тоски. Да, друзья мои, признаюсь: я потерял голову! День и ночь я вижу перед собой изящные ушки Жаклин, ее хорошенькую мордочку и мягкую шелковистую шерстку, в которую я бы с таким удовольствием зарылся носом. Ах, Жаклин! Тоска по тебе почти напрочь лишила меня моего собачьего ума.

Моему юному хозяину живется ничуть не легче. Он, правда, в последние дни еще дольше сидел перед своим компьютером, но время от времени рука его застывала на клавишах, а сам он, уставившись на стену как баран на новые ворота, чему-то глупо улыбался. Держу пари, что в эти минуты он мечтал о Маруше!

Тим теперь опять частенько берет меня на руки и ласкается ко мне, чего он не делал уже чуть ли не целый месяц.

Да, трудно представить себе этот мир без любви! Это была бы какая-то серая каменная пустыня с одним-единственным супермаркетом, в котором нет собачьего корма. (Или что-нибудь в этом роде.)

Кстати, то, чем занимается мой хозяин, сидя перед компьютером, наверняка имеет какое-то отношение к похитителю картин, которого члены Клуба сыщиков решили изловить. И зачем только я, идиот, ушел в самый важный момент, когда они разрабатывали план?