Читаем Супервольф полностью

Добравшись до гостиницы я двое суток, не раздеваясь, без всякого движения пролежал на кровати. Утром ко мне зашел Лазарь Семенович. Заглянул, по его словам проверить, не случилось ли чего с Мессингом? Я сказался больным и попросил не беспокоить меня. Кац молча откланялся, даже не поинтересовался, подписал ли я афишу или нет. Ему не надо было объяснять — если человек зашел в кирпичный дом с афишей, а вышел без афиши, к нему лучше не приставать с расспросами.

Я ни в коем случае не беру себя смелость обвинять кого бы то ни было, тем более запуганного и безвредного Каца в соглядатайстве или в доносительстве. Он вел себя согласно общему правилу, требовавшего от сознательного гражданина немедленно навестить коллегу, если его попросят об этом компетентные органы. В ту пору советских граждан, эвакуированных в Ташкенте, было немало. Их были десятки, а может, и сотни тысяч. С работой в столице солнечного Узбекистана было трудно, пайки нищенские, к тому же на родине у большинства эвакуированных остались близкие люди. Кацу, например, каким-то чудом удалось выбраться из Минска. Больше не будем касаться Лазаря Семеновича, тем более что вся его семья осталась в Минске и в нужный момент он не побоялся подставить Мессингу плечо.

Пребывая в каталептической неподвижности, я вновь и вновь возвращался к своим безуспешным попыткам проникнуть в будущее. В который раз жизнь на очевидных примерах доказала — для того чтобы предугадать ожидаемое, вовсе не надо обладать даром ясновидца. Эта азбучная истина отравляла мне жизнь. Большего издевательства, которое позволили себе всякого рода «измы» по отношению к могущественному магу и сказочному волшебнику Мессингу, трудно было выдумать. Эти хитроумные твари подловили редчайшего в мире экстрасенса на самый примитивный крючок. Оказалось, будущее, в котором я представлялся себе успешным, с иголочки одетым господином, знатоком непознанного и мастером запредельных наук, вовсе не исключало возможности составления самого обычного мерзкого доноса.

Поддавшись душевной слабости, я подумывал — кого я покрываю! В самом деле — ну, кого я покрываю?! В своем отчете я изложу правду, одну только правду, и не моя вина, что мои попутчики захлебнутся собственной кровью. Не собираюсь же я и в самом деле закрывать глаза на происки врагов Советской власти, спасавшей беднягу-шнорера на берегу Волги?! Мне было не жаль Климеца и Рудницкого, но как быть с Поплавским? Маленькая подленькая «изворотливость» подсказала — его можно выгородить. Выгораживай его! Мол, он как верный союзник встал на сторону настоящего советского патриота. Можно также отметить в отчете, что господа офицеры резко критиковали предателя Власова. Высказали исторически верные оценки в отношении злейшего врага Советской власти, маршала Пилсудского.

Собственная дурь вконец извела меня.

Хотелось выть.

Я, пребывая в каталептическом состоянии, прослезился.

Нужен им в кирпичном доме Власов, тем более Пилсудский! Пусть о них болит голова у сотрудников центрального аппарата. У них своих забот хватает. Самым важным заданием, поставленным руководством НКВД перед узбекским наркоматом как самым сильным в Средней Азии, считалась работа с армией Андерса. Из Москвы предупредили — не вздумайте рубить с плеча. В этом деле нужна особая деликатность, а то мы вас знаем. Схв'aтите какого-нибудь высокопоставленного контрика, шлепнете под горячую руку, а генерал Андерс в Москве на встрече со Сталиным или, что еще хуже, с Черчиллем, такую антимонию разведет, что хоть святых выноси. Вы тогда отправкой на фронт не отделаетесь.

Местные чекисты спали и видели, как бы поскорее сбагрить всех поляков в Красноводск, а оттуда морем в Пахлеви. Но беда в том, что, опять же по указанию центра, в ожидании этого долгожданного момента нельзя сидеть сложа руки — надо заниматься организацией агентуры, внедрением агентов дальнего прицела, а также выявлением откровенных и злейших врагов Советской власти (первых можно выпускать через одного, вторых без исключения ликвидировать, но тихо).

Руководитель республиканского наркомата внутренних дел Гобулов Амаяк Захарович (будем и в дальнейшем называть его так) схватился за голову — работы по горло, кадры малограмотные, исполнители тупые. Как тут не ошибиться?! Ошибешься, и Москва тут же спросит — вы куда смотрели, свиные рыла? Тут еще присланный из Новосибирска хваленый внештатный сотрудник принялся нос воротить. Какие отличные характеристики давали этому чистоплюю — он и то, он и се…

Ну, решили в кирпичном доме, эту размазню быстро призовем к порядку, а вот как быть с поляками? Хоть гевалт кричи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное