Superwoobinda

Короче, привязали мы дитятю нашего к стулу. Жена приготовила ванну – наполнила соленой водой. Разлила соленую воду по бутылям. Пластиковым. Тут и сынуля очухался. Жена подавала бутыли, я открывал руками сынулькин роток, она опрокидонтом в него бытыль с соленой водой. Пей, сынок, пей до дна, приговаривал я, вот увидишь, скоро изыдет твой чертяка. Еще и сыкономим на этом соляном обряде, сами его заделаем, на дому, все равно как лапши наварить; ну и что, что подольше: сам не намешаешь, никто не намешает. А сынулька-то все пьет и пьет: один, два, три, четыре, пять, шесть литров водищи. Уж и в цвете переменился, значится, точно засел в нем нечистый дух – окаянное это Raitre, бесовидение. А под самый конец я так взял да и зарядил сынульку-то нашего в окошко. Всех прохожих позабрызгало. Целый фонтан воды и струйка крови.

Несчастный случай в мире горнолыжного спорта

Мой брат погиб в прошлую пятницу.

Он был известным горнолыжником. Правда, очень известным.

У самого финиша он потерял контроль над левой лыжей.

И расшиб себе башку в прямом эфире.

Он так саданулся о стойку фотофиниша, что у него слетел шлем.

Кувырнувшись на свежем снегу, он весь обмяк и безвольно покатился вниз.

Я любила брата. Мой знак – Близнецы.

Когда я вижу по ТВ, как его труп, привязанный к палке, спускается по трассе, я плачу.

Впервые в истории Кубка мира спортсмен, занимающий третье место, разбивается насмерть. И этим спортсменом стал мой брат.

В его спину врастали двигатель на сжатом кислороде, поэтому он и сейчас проходит дистанцию с той же скоростью, что при жизни.

Два специальных датчика удерживают его по центру спуска.

Я не желаю об этом говорить.

Я отключила телефон.

Я не принимаю журналистов.

Я храню гордое молчание.

Позавчера пришлось отшить одного некрофила. Он интересовался, не собираюсь ли я продолжить карьеру писательницы после смерти.

Вот какие типы меня осаждают. Но я держусь.

Газетчикам никогда не понять всей трагичности положения.

Наша семья в ужасе смотрит на то, как труп моего брата участвует в соревнованиях.

Никто так толком и не разобрался в этом деле.

Народ решил, что для нас это лишний способ прославиться. Необычный, зато надежный. Наглый, зато верный.

Клянусь вам, это не так.

Клянусь, я похоронила бы его сразу, только бы не видеть, как после спуска помощник тренера увозит брата под руку.

Я верю в семейные устои.

Я верю в человеческое достоинство.

Но как мне объяснить, что брат подписал со спонсорами контракт? И по контракту обязан рекламировать фирменный знак спонсора во время телетрансляций до конца сезона. И еще: согласно тому же контракту, данное обязательство носит сугубо конфиденциальный характер, поскольку смерть не оговорена ни в одной из его статей.

Пам

1. Пам вообще

Все, что мне надо от жизни, – это прийти к моему корефану и раздрочиться у окна, глядя, как по улице шастает пипл по своим фуфловым делам. Тут я сигаю с балкона и лечу вниз. Потом я просыпаюсь – котелок гудит, но я встаю и таранюсь в Пам прикупить того-сего.

В Паме мутную смесь из моей крови, белого стирального порошка и разлитого вина смывает вперемежку с опилками уборщик или уборщица. Несколько раз на дню они ловко орудуют швабрами и запросто отмывают всю кровь, которой я мог испачкать Пам. И вот я уже нормальный покупатель с нормальной тележкой, нормальной там жизнью. Качу тележку. Иду себе.

В Паме e «Сокровища Ковчега» – паста «Ковчег» разных сортов в одинаковых синих пачках и стоит дешевле пасты «Barilla».

В Паме e всякие там мороженые продукты. Перед кассой, в холодильниках для рыбы или мяса, e филе камбалы, рыбные палочки «Findus», ну и крабовые палочки тоже.

Еще в Паме e такие корзины с книгами по две тысячи, толстенные поваренные книги с большущими скидками, американские ужастики – опять же по две штуки.

В Паме, в том углу, где сладости, иногда стоит девушка – все зовет чего-нибудь попробовать или дарит пакетик молока, она такая хорошенькая, я ее помню; не надо, чтоб ее меняли, пусть всегда стоит, пусть рассказывает о своем, пусть раздает халявные пакетики, в том углу, где сладости, я хочу видеть ее каждый день, на том же месте, ну не ее, так хоть кого-то симпатичного и молодого.

В Паме завсегда e рыбный прилавок, а на нем – здоровенная отрубленная голова меч-рыбы – задрана мечом кверху, туда, откуда падает свет и льется музыка Дэвида Боуи или другая какая музыка, а чей-то голос все повторяет, что в Паме e «три за два» или новая формула «два за один», ну там паста или литр томатного соуса «Sarella», самый смак, когда его зальешь в луковую поджарку «Star» с травкой, морковочкой и сельдереем; это можно взять потом, а сейчас можно и «четыре за два» взять со спинкой тунца без всякого душка.