СУПОСТАТКА

Оглядевшись, обнаружил, что, дискутируя с оппонентом, прошѐл места

расставленных силок. Развернулся, сделал несколько шагов, и внезапно сердце сжало

так, что в глазах потемнело, не привались я к берѐзе, точно грохнулся бы плашмя.

Пару минут сердце то сжимало, то отпускало, затем резко резануло - из глаз

брызнули слѐзы, а в висках ужасно засвербело.

"Что..."

В следующую секунду я оттолкнулся от берѐзы, и побежал, как ещѐ ни разу в жизни

не бегал. Тем более по лесу.

Вопрос не оформился целиком, а я уже знал ответ: Среда в беде!

Среда совершенно голая, измазанная навозом была привязана к календарному

столбу. Она вся обмякла и создавала впечатление мѐртвой.

Чуть в стороне лежала пронзѐнная копьѐм Раечка. Копьѐм Ритки...

Крик, вопль застрял у меня в горле. Кинулся к Среде, рванул верѐвки -

безрезультатно. Метнулся под навес, схватил топор - и назад.

Среда грузно свалилась мне на руки. Лицо заляпано так, что не видно ни глаз, ни

рта. Я очистил еѐ лицо, затем приник к груди: сердечко слабо билось далеко-далеко,

точно часы, брошенные на дно сухого колодца.

-Милая, очнись, - наконец, прорвался сквозь преграду мой голос.

Похлопал по щекам Среды, кричал, но безрезультатно. Вскочил, кинулся в дом за

травой - растѐртая, она вполне могла заменить нашатырь.

В доме всѐ перевѐрнуто, порублено, разбито. Даже на спине Слоника остался след

меча. Кровать в довершение была залита жидким навозом.

Отыскав нужную траву, спотыкаясь, метнулся назад.

Рядом с распростѐртой на траве Средой стояла лошадь, а на ней восседала Ритка.

На супостатке были новые меховые штаны и курточка, по всему обнова, которую сшила

Среда, но не успела примерить.

Ритка держала наготове лук с заряженной стрелой. Лицо еѐ было чудовищно

спокойным, каким-то неживым, точно маска.

-Ты ненормальная,- я с трудом сдержал выкрик.

Ритка смотрела так, точно я еѐ злейший враг, и она призадумалась, как лучше меня

прикончить: прошить стрелой или рубануть мечом?

Я приблизился к Среде, не спуская глаз с лука, опустился на колени, растѐр в

ладонях траву.

-Ты сам виноват, кретин!- внезапно истерично выкрикнула Ритка.- Если эта вобла

очнѐтся - я еѐ добью.

-Что она тебе сделала?- непостижимо, но я спросил спокойно, опасаясь взбесить

Ритку.

-Ты выбрал эту вонючку, а мне плюнул в душу... Я думала... я ждала, что ты

придѐшь, извинишься... и мы будем жить вместе... Но ты не пришѐл! Потому что трахался

с этой каракатицей!

Среда не пришла в себя и от травы. Я в отчаянье готов был разреветься.

-Это расплата за твою подлость! - продолжала с ненавистью выкрикивать Ритка.

Силы меня покинули: вязко опустился на траву, полуобернулся к Ритке:

-Лучше убей...

-Нет, ты ещѐ помучайся.

-Сволочь ты, и дрянь несусветная!

-Мне до фонаря твои оскорбления. Я отомстила, и довольна.

Я посмотрел на Среду: она всѐ больше походила на мѐртвую. Взял еѐ грязные руки,

сжал.

"Не уходи одна, родная, возьми и меня с собой..."

На какое-то мгновение показалось, что сердце сбилось с ритма, стало сползать в тот

колодец, где отсчитывало последние удары сердце Среды.

И вдруг взгляд упѐрся в топор. Тело ожило, напряглось.

-Чего ты добилась?- спросил, скорее для того, чтобы ослабить бдительность Ритки,

а рука уже приготовилась метнуться, ухватить топорище.

70

-Я просто отомстила тебе, козлу! А теперь возвращаюсь домой. Что вылупился?

Глаза лопнут. Вот,- Ритка приподняла рукав, обнажив кисть, и продемонстрировав мне

"часы".- Я взяла твою машинку, она всѐ равно не фурычила. Из двух получилась одна, которая фурычит. Так что ку-ку, трахальщик скота. Знай: я тебе не простила. Если эта

дохлятина оживѐт, и вы нарожаете спиногрызов, я с удовольствием буду отрубать

веточки от вашего древа...

Не помня себя, метнулся через Среду, схватил топор, в падении развернулся и

метнул его.

За секунду до того, как топор должен был врезаться в бок лошади... она

растворилась в воздухе вместе с Риткой.

Эта паскуда всѐ же успела спустить стрелу, которая тупо прошила мне мякоть плеча.

Я дико завыл, но не от боли - от жгучей обиды.

18.Хочу умереть

Среда очнулась в бане, куда я, уже вечером, обессиленный от слѐз и боли в плече,

отнѐс еѐ и принялся мыть, уверенный, что мою покойницу.

Всѐ последующее время - уже заканчиваются третьи сутки - Среда молчала, и

только беззвучно плакала. Отказывалась есть. Впрочем, мне тоже в рот кусок не лез, как

я ни старался, но сам был не лучше Среды.

В опоганенный дом ноги отказывались идти, и все эти дни мы провели в бане. Я

принѐс пару охапков сена, рассыпал на полке, где безустанно лила слѐзы Среда.

У входа бессменно дежурила Настя с телятами, время от времени она мычала, зовя

меня. Не выходил. Потому что не мог пересилить дикую слабость и апатию. Наблюдая за

Средой, я почему-то пришѐл к выводу, что она помешалась умом, и во мне всѐ словно

надорвалось, одеревенело. Временами казалось, что я тоже тихо схожу с ума. Ложился

рядом со Средой, зарывался в сено и ждал смерти.

Зачем жить, когда всѐ рухнуло, порублено, опоганено? Погибла Раечка, и часть

моей души омертвела. Изрублены Борька и Машка... Среда не в своѐм уме, я на пол-

пути...