Супруг для богини

Зачем он говорит это постоянно, не замечая, что тем самым унижает и обижает ее? Да, она не красавица «царица Тамара»! Но она тоже человек, со своими достоинствами, пусть не столь яркими! Раньше, будучи девушкой, она мечтала уподобиться своему кумиру Горской, теперь же образ покойной отравлял бедной Оле жизнь постоянными сравнениями не в ее пользу.

– Ты что, плачешь? – удивился муж. – Тебе больно? Я за отцом твоим послал, скоро будет!

– Мне больно, но не там, – Ольга сложила руки на животе. – У меня душа болит. Отчего вы все время сравниваете меня с Горской? Это невыносимо! Я не хочу и не могу стать такой, как она!

Она расплакалась еще сильней.

– Я знаю, в это время нервы совсем расшатаны! Прости, я, вероятно, делал это несознательно, я не хотел тебя обидеть! Прости меня, болвана эдакого!

Извеков нежно поцеловал жену, и в его словах слышалось столько искреннего раскаяния, что Оля, всхлипнув, ответила на его поцелуй.

Однако тень покойной по-прежнему витала над ней, и если в доме теперь сравнения звучали реже, то все окружение Извекова, прежде хорошо знавшее Тамару Георгиевну и часто бывавшее в доме, постоянно занималось сопоставлением двух жен известного романиста. Ольга Николаевна совершала не очень приятные для себя открытия. Оказалось, что приятельницы Горской и Извекова намерены посещать знакомый им дом, как и раньше, несмотря на перемену хозяйки. Своих подруг из гимназического девичьего прошлого Оля растеряла, не посмела ввести их в свою новую жизнь, а других не было. Уж больно неискренними, лицемерными и завистливыми казались ей все приходящие. Многие из них имели известность в мире муз, и она должна была гордиться знакомством с ними, но внутреннее чувство заставляло Ольгу Николаевну постоянно быть начеку, не позволять себе искренности. Чаще всего приходили дамы – поэтессы, художницы, музыкантши – и, располагаясь в гостиной с чашкой дымящегося кофе и папиросой, с удовольствием рассказывали хозяйке дома последние сплетни. Не забывая при этом пересказать и все гадости, и досужие измышления, которые говорили за глаза о молодой Извековой.

– Нет, вы только послушайте, милая, что заявила эта злоязыкая В-цкая! Извеков, мол, так утомился от популярности своей первой жены, затмившей его собственную, что на сей раз решил взять невзрачную серую мышь, которая будет тихонько растить его несносных избалованных детей, смотреть ему в рот и слушать его божественные откровения! Ну, каково!

После подобных бесед Оле хотелось выть от унижения и досады. Она была бы и рада не пускать «доброжелателей» на порог, да невозможно, еще хуже говорить станут. И Вениамин Александрович будет недоволен.

Извекову и впрямь было неприятно осознавать, что его вторая жена явно не произвела в свете должного впечатления. Впрочем, он предполагал нечто подобное. Ведь трудно кому-либо соперничать с неземной красотой покойной Тамары. В первые дни после венчания дверь их квартиры не закрывалась. Горничная не успевала принимать зонты, пальто и шляпы. Приходили все новые визитеры поздравить и поближе рассмотреть новобрачную.

«Мила, очень мила, но куда ей до «царицы Тамары»! – читалось в их взглядах.

Ко всему прочему, портрет прежней хозяйки все еще висел на видном месте. Поэтому гости могли постоянно переводить взор с живой красоты на мертвую.

В начале лета вышел новый роман Извекова. По сему случаю предполагался большой прием. Оле предстояло тяжелое испытание.

– Они съедят меня своими взорами! Замучат разговорами с подковырками! – жаловалась она отцу. – Я изнемогаю от постоянного сравнения с Горской! Я уже ненавижу ее! Она заела мою жизнь!

Николай Алексеевич и без того давно пребывал в большой тревоге за дочь. Не нравилось ему отношение зятя к своей жене. Не было тут доброй жалости, не унижающей, а согревающей и успокаивающей. А ведь именно в таком отношении Оля сейчас особенно нуждалась. Миронову казалось, что его дочь живет в семье мужа, как солдат на передовой. Всегда начеку, всегда готова к неприятностям.

– Ничего, ничего, Олюшка! – пытался доктор утешить дочь. – Пустое это все, никчемное! Не думай ты о глупостях, думай о ребенке, не изводи себя по мелочам!

Но ведь из мелочей-то и состоит жизнь, вот в чем дело! Они как заноза: маленькая, а болит и жить не дает!

Оля накануне праздника так переживала, что с ней чуть горячка не случилась. Она тщательно продумала наряд, скрывавший оплывшую фигуру, долго сидела перед зеркалом, колдуя над пудрой, румянами, помадой. Приглашенный парикмахер соорудил на ее головке нимб из воздушных светлых волос. Глядя на отражение в зеркале, Оля даже осталась довольна собой. Не каждая женщина в ее положении выглядит столь привлекательно. Но внешность – это полдела. Гости должны быть довольны угощением, обслугой, светскими беседами. «Что ж, – сказала она себе, – я докажу вам всем, в том числе и тебе, милый мой Вениамин, что я не серая мышь!»