– Я обучался дома, и при надлежащем развитии событий я очутился бы в университете и там познакомился бы со множеством юных барышень, но… К сожалению, прежде чем я смог это сделать, ко мне послали Роузи по условиям соглашения моего батюшки с ее отцом. Роузи должна была прожить у нас несколько лет, прежде чем мы скрепили бы брак любовной близостью, в то время как я находился бы в университете. Видишь ли, ей было всего тринадцать.
– Тринадцать! – охнула Аннабел. – Ужасно. Бедная, бедная Роузи!
Рот его превратился в напряженную, тонкую линию.
– Я не мог оставить ее, особенно когда мы узнали, что она носит ребенка.
– Она хотя бы понимала, что происходит?
– Не совсем. А в ту ночь, когда она рожала… – Взгляд его выражал муку. – К тому времени она уже могла выносить мое присутствие. Я ей даже нравился. Но когда начались схватки, она где-то в глубине своего помраченного ума решила, что, должно быть, я был тому виной. И хотя я убрался с ее глаз долой, она все равно вырывалась из комнаты, где ее расположили, и искала меня. Наконец бабуля решила, что лучше дать ей возможность излить свои чувства. Поэтому я вошел в родильную комнату.
Отодвинув принадлежности для пикника в сторону, Аннабел уселась подле распростертого на одеяле тела Эвана. Она запустила пальцы в его красивые густые волосы и попросила:
– Расскажи мне.
– Все то время, пока она могла стоять, она колотила по моей груди кулачками, – голосом, лишенным всякого выражения, молвил он. – Потом, когда она уже не могла стоять, она кричала. И кусала меня за руку.
– Кусала тебя за руку? – ошеломленно повторила Аннабел. Он перекатился на спину и вытянул вверх правую руку. Под большим пальцем располагался глубокий шрам.
– Бедный! И бедная девочка… это ужасно. Она имела хоть какое-то понятие о том, что происходит?
– Да мы и сами не поняли. Она, очевидно, думала, что это я причиняю ей боль.
Аннабел сглотнула.
– А ребенок?
– Родился вполне здоровеньким. Не скажу, что присутствие при его рождении оставило у меня очень приятные впечатления, но Грегори был отличным крепким мальчуганом, который орал так, что весь побагровел. Вот так я и лишился возможности пройти университетский курс по искусству обольщения женщин.
Внезапно искушение заструилось по ее венам, точно цветочное вино, придавая ей храбрости и вызывая любопытство.
– Ты должен мне фант, – сказала она. – Все, о чем мне вздумается попросить.
– Верно.
Весь залитый солнцем луг, казалось, затаил дыхание, ожидая, что она скажет. Ленивое жужжание пчел и то умолкло.
И тем не менее она не лишилась чувств. Сладость этого томного дня была оттеснена бурным потоком желания, тугой струной натянувшегося между ними.
– Тогда мне бы хотелось, чтобы ты снял сюртук, – молвила она, отбросив всякую осторожность. – И рубашку тоже.
Он окинул ее неторопливым взглядом, в котором явственно читался призыв.
Испустив шутливый вздох, Ардмор сел и стянул с себя сюртук. То была превосходно сшитая вещь, плотно облегающая фигуру, и Аннабел едва не наклонилась вперед, чтобы помочь ему, но ей показалось, что это чересчур интимный жест. Она осталась там, где была.
Эван улыбнулся ей, но ничего не сказал, расстегивая пуговицы у ворота. Проделав это, он медленно встал и стянул рубашку через голову. На мгновение та вздулась колоколом, точно паруса огромного корабля, и упала в сторону.
– Ну и что вы думаете, мисс Аннабел Эссекс? – вопросил он. Веселье и желание смешались в его голосе в вино более пряное, чем то, что было у них в бокалах.
Он стоял, возвышаясь над ней, испещренный тенями шафрановых дубовых листьев. И память ее не обманула: грудь его являла собой гору мышц – прекрасную, обтянутую кожей, которая напоминала толстый атлас, исцелованный солнцем.
Одним плавным движением он опустился подле нее на колени.
– Когда ты так на меня смотришь, – сказал он, – я действительно чувствую себя одним из созданий Божьих.
При тщательном рассмотрении на животе его не было ни грамма лишней плоти – только бугристые мышцы, которые вызывали у нее острое желание дотронуться до него.
– Посланным на эту землю единственно для того, чтобы преклоняться пред тобой, – молвил он. – Известны ли тебе строки, которые мы произносим во время шотландского обряда бракосочетания: «Телом своим тебе я поклоняюсь»?
Улыбка расцвела на губах Аннабел.
– Разве это не отдает язычеством для такого ревностного христианина, как ты?
– Ничуть. Поклоняясь тебе, я поклоняюсь Богу. В конце концов, ты одно из самых прекрасных его творений.
Аннабел пришелся по душе комплимент, но на ее вкус он был несколько перенасыщен теологией. Он мог называть это как угодно – она видела острое желание в его глазах. Он желал ее.
Увидев довольную улыбку на лице своей будущей жены, Эван ощутил хмельное безрассудство от сознания, что он разделся почти догола среди бела дня. Она была язычницей – его жена, восхитительной, прекрасной язычницей. Он потянулся вперед, даже не отдавая себе отчета в том, что собирается сделать.