Супруг по заказу

– Поезжай домой, – прорычал он – Поезжай домой и подумай о том, что здесь было… А потом реши, что скажешь своей семье. Даю тебе неделю. Не дольше.

С этими словами он повернулся и хоть и с трудом, но отошел от нее. Каждый шаг был мучением, но он схватил поводья коня, твердя себе, что Оливия даже в бурю сама найдет дорогу домой. Она на своей земле, и дорога расстилается перед ней. Кроме того, она прекрасная наездница и умеет обращаться с лошадьми не хуже его. Он уселся на гунтера и спустился в долину. Но настоящей причиной его отъезда было то, что он не мог доверять себе. Еще минута наедине с Оливией, и он за себя не ручается. Он хотел ее. Отчаянно. Сильнее, чем когда-либо хотел женщину. Недаром во время их путешествия отвергал все предложения веселых девиц провести ночь вместе. И избегал готовых на все женщин Келсо.

Он уже начинал беспокоиться, что с ним что-то неладно, потому что был в состоянии постоянного возбуждения, и все же не желал найти облегчения у доступных девиц.

Но оказалось, что с ним все в порядке. Ничего такого, чего не могла бы излечить Оливия Берд.

Он дал ей неделю на то, чтобы принять его предложение, после чего сделает все, чтобы скрепить их союз.

Глава 20

Этот день был поистине несчастливым. Не то чтобы прибытие матери и брата можно было считать несчастьем. Но, учитывая угрозы Невилла, появление веселой компании можно было считать бедствием. Ей совершенно не хотелось никого видеть.

Она едва успела вернуться и переодеться, как приехал Джеймс вместе со своими приятелями. Все четверо скакали на резвых конях и ничуть не пострадали от бури. Хотя Оливии было не до мужских капризов, ничего не поделаешь: пришлось улыбаться и изображать радость при встрече с любимым братом. Конечно, она была бы счастлива его видеть… в любой другой вечер.

– Ливви! – вскричал он, соскакивая со своего любимого гунтера и обнимая ее. – Это моя сестра, – пояснил он остальным. – Оливия, могу я представить Николаса Кертиса, виконта Дичарри, и достопочтенного Джастина Сент-Клера?

С этими словами он подхватил ее, закружил, и она едва успела прийти в себя, как двое мужчин склонились над ее рукой. Виконт Дичарри чем-то напоминал добродушного спаниеля. Мистер Сент-Клер был старше и спокойнее, с очень приличными манерами.

– Думаю, ты уже знаешь лорда Холдсуэрта, – добавил Джеймс, весело блестя глазами.

– Разумеется.

Она поздоровалась с мужчиной, которым так увлеклась ее мать.

– Добро пожаловать в наш дом…

– Джеймс! – Из дома вылетела Сара и бросилась в распростертые объятия брата.

– Привет, обезьянка! – воскликнул он, целуя ее.

В этот момент на подъездной аллее показался дорожный экипаж, сопровождаемый другим, поменьше, и снова разразилась суматоха. Из экипажа вышла Августа и представила своих друзей: достопочтенного Энтони Скайлока и его жену Джоанну, а также недавно овдовевшую Генриетту Уилкинсон и ее дочь Викторию. Женщины жаловались на усталость, мужчины клялись, что они полны энергии, лошади ржали, слуги суетились, а Боунс лаем возвещал тревогу, хотя и с почтительного расстояния. Не будь миссис Маккафери, Оливия просто повернулась бы и сбежала, предоставив гостям справляться самим. Сейчас ей было не до приемов.

Но она осталась на месте, только прижала пальцы к вискам. Ей отчаянно хотелось побыть одной, подумать и разобраться в своих чувствах. О чем она думала, приглашая всех этих людей целый месяц стрелять в бедную, ни в чем не повинную дичь?

Благодарение Богу, миссис Маккафери безупречно выполняла свои обязанности. Она отправила троих недавно нанятых слуг разгрузить и разнести вещи по гостевым комнатам. Четыре новые горничные подавали напитки запыленным путешественникам: виски в гостиную для джентльменов, чай в спальни дам. Мистер Хэмилтон и два его конюха отвели животных в конюшни, и к тому времени, когда подали поздний ужин, обстановка снова была, как ей полагается быть в сельском доме, спокойной и мирной.

Оливии каким-то образом удалось принять бесстрастный вид… но только внешне. В душе бушевали страсти. И одиночество, как и компания, их не утихомирило. Она не находила покоя ни в конюшнях, ни на кухне, ни в спальне. Сегодня она вела себя самым бесстыдным и возмутительным образом, причем с человеком, которого всячески должна была избегать. Ужасно уже и то, что она его целовала. Но остальное… и хуже всего то, что ей понравилось!

Теперь, сидя во главе стола, она подавила невольную дрожь. При одном воспоминании о встрече с Невиллом Хоком у нее слабели колени. Должно быть, она самая распутная на земле женщина. И поделом ей, если она подхватит простуду после сегодняшнего дождя и умрет от лихорадки! Уж лучше от лихорадки, чем от стыда и угрызений совести!

К несчастью, она чувствовала себя совершенно здоровой и бодрой. Какая жалость!

Ей нужно поговорить с кем-то о случившемся и о том, что она должна сделать в отношении угроз лорда Хока. У нее всего неделя!

Но нельзя же признаться матери! Невозможно!

И, словно в доказательство ее правоты, Августа смерила взглядом дочь:

– Как поживает наш дорогой сосед?