Супруга Архангела

Потянувшись внутрь себя, он уговорил почти неконтролируемую дикость слушаться себя, а затем отпустил её, словно ангельский огонь. Во всех отношениях его сила проявлялась либо синим, либо ослепительным пламенем, но это сияние было бело-золотым с переливающимися краями полуночи и багрянца… Этим он ударил по Ли Дзюань, пуская кровь. В шоке она уставилась на Рафаэля, пока тёмно-красное пятно расползалось по лицу. Воспользовавшись моментом шока, он вновь нанёс удар, но внутренний огонь уже угасал, и удар оказался не таким сильным, как первый. Правда и этого хватило. Шар опалил крыло, и Ли Дзюань яростно закричала, прежде чем изменить направление и прорваться сквозь щит Аманата в дождливую ночь.

Рафаэль полетел следом, дождь хлестал по лицу, и каждая капля была словно острый кинжал… но архангел Китая исчезла. Остановившись, Рафаэль осмотрел лесистый ландшафт, думая, что её крыло, возможно, сломано и Ли Дзюань могла свалиться на землю. Но лес стоял нетронутым, а тёмное от бури небо пустовало.

Он понял, что у Ли Дзюань оставался запас силы, и она воспользовалась им, чтобы сбежать, став на краткий момент неосязаемой. Выследить её невозможно, но пока она побеждена и дважды подумает, прежде чем опять напасть на него или его собственность. А теперь… ему предстоит столкнуться с чудовищем, породившим его.

***

Елена, перенеся последних мужчин и женщин Аманата в безопасное место, подальше от разрушенных зданий, взбежала на невысокую крышу и взлетела, вместе с Иллиумом. Через небольшой отрезок времени они заметили мать Рафаэля на другой крыше. Белое платье Калианны было испещрено чёрными полосами, лицо невероятной красоты с одной стороны было опалено, но эти раны для архангела поверхностны.

Приземлившись, Елена принялась искать признаки темноты, которая настигла Рафаэля, как ползучий яд. Крылья Калианны были покрыты шрамами от маслянистой жижи, но…

— По-моему, она сдержала силу, — сказала она Иллиуму.

— Я самый могущественный архангел, — донёсся голос такой безупречной ясности, что было почти больно его слышать. — Ли Дзюань ещё слаба.

Глаза матери Рафаэля были такого же яркого оттенка, как и у него, таким, которым не обладал бы ни один смертный, но что-то в них было… что-то неизвестное и древнее, очень, очень древнее.

Отступив, Елена встала, смотря на поднимающуюся Калианну — элегантная женщина, несмотря на раны и порванную одежду. Чёрные шрамы уже заметно сгладились. Она впилась взглядом в Елену.

— Мой сын назвал тебя своей супругой.

— Я и есть его супруга, — возразила она, не отступая.

У Калианны не было жуткости Ли Дзюань, но архангел такая же стерва, как Микаэла… а ещё в ней было что-то чуждое, то, что Елена никогда не чувствовала у другого архангела, каким бы древним он ни был. Будто Калианна прожила так долго, что стала чем-то действительно иным, несмотря на то, что продолжала поддерживать осязаемой облик, непохожий на Ли Дзюань. Калианна подняла руку, неожиданно жёлто-зелёное пламя появилось на её пальцах, и Елена услышала свист меча, который Иллиум вынул из ножен. Она поняла, что Иллиум встанет перед ней.

— Иллиум нет.

Синекрылый ангел не подчинился.

— Елена, ты сказала выбрать, кому я верен. И моя преданность отдана Рафаэлю, а ты — его сердце.

Зная, что не сможет сдвинуть его с места, она шагнула в сторону и встретилась взглядом с Калианной.

— Он не хочет тебя разозлить. — Она ожидала вспыльчивости — архангелы не любят, когда с ними так разговаривают смертные или новоиспечённые ангелы. Но Калианна повернула голову, и на ветру её волосы развивались.　

— Мой сын, — произнесла она с необузданной гордыней. — Он от Надиэля и меня, но лучше нас обоих.

Рафаэль взмахнул крыльями и приземлился перед Калианной, а Иллиум отодвинулся в сторону так, чтобы Елена видела, как мать и сын встретились лицом к лицу впервые за более чем тысячу лет.

***

Сердце Рафаэля, сердце, которое, как он думал, превратилось в камень до встречи с Еленой, пронзило кинжалами боли от выражения любви на лице матери. В этот момент вернулись воспоминания, которые обычно прорывались только во время аншары, самого глубокого из исцеляющих снов.

Он вспомнил не только то, что она оставила его изломанным на заброшенном поле, но и как она обнимала его, когда он плакал в детстве, вытирая слёзы длинными изящными пальцами, потом целовала его с нежностью, а он обнимал мать и крепко прижимался к ней.

— Мама, — произнёс он тихо и хрипло от воспоминаний

Её ответная улыбка была неуверенной. Потянувшись, она поднесла руку к его щеке, и её пальцы были холодными на фоне его щеки, будто кровь ещё не начала по-настоящему бегать по венам.

— Ты стал таким сильным.

Словно его сны стали явью, и Рафаэль задумался, что же она помнит?

— Мама, я не могу дать тебе свободу.

Он должен был это сказать, несмотря на весь шок от её присутствия. Она опустила руку ему на плечо.

— Я не ищу свободы. Пока что.