– Следы колес в вашем гараже, они не от вашей машины, – сказал Расбах. – Кто-то воспользовался вашим гаражом перед похищением. Вы видели ребенка в кроватке в полночь. Марко находился в доме с ребенком в двенадцать тридцать. У нас есть свидетель, который в двенадцать тридцать пять видел, как по проулку со стороны вашего гаража едет машина. Нет никаких доказательств, что кто-то еще был в доме или во дворе. Возможно, в двенадцать тридцать Марко вынес ребенка сообщнику, который ждал в машине.
– Это просто смешно! – воскликнула Энн, повышая голос.
– Как вы думаете, кто мог быть этим сообщником? – настаивал Расбах.
– Вы ошибаетесь, – сказала Энн.
– Неужели?
– Да. Марко не похищал Кору.
– Позвольте вам кое-что сообщить, – сказал Расбах, наклоняясь к ней. – У фирмы вашего мужа проблемы. Большие проблемы.
Энн почувствовала, что бледнеет.
– Правда? – спросила она.
– Боюсь, что да.
– Честно говоря, детектив, меня не волнуют проблемы с бизнесом. У нас пропал ребенок. Какое дело нам сейчас до денег?
– Просто… – Расбах замолчал, как будто передумал говорить то, что собирался. Он посмотрел на Дженнингса.
– Что? – Энн нервно переводила взгляд с одного на другого.
– Просто я вижу в вашем муже то, что, возможно, не видите вы.
Энн не хотела заглатывать наживку. Но детективы ждали, повисла тишина. У нее не было выбора.
– Что вы имеете в виду?
Расбах спросил:
– Вам не кажется, что он немного манипулирует вами, не рассказывая о делах?
– Нет, если я не выказываю интереса. Он, наверное, пытался оградить меня из-за моей депрессии. – Расбах ничего не отвечал, только смотрел на нее цепким взглядом голубых глаз. – Марко не манипулятор, – настаивала Энн.
– В каких отношениях Марко с вашими родителями? С вашим отцом?
– Я вам говорила, они друг другу не нравятся. Они терпят друг друга ради меня. Но в этом вина моих родителей. Что бы Марко ни делал, все не по ним. Я могла бы выйти замуж за кого угодно, и они вели бы себя точно так же.
– Почему вы так думаете?
– Не знаю. Просто они такие. Они чрезмерно меня опекают, и им тяжело угодить. Может быть, это потому, что я единственный ребенок, – бумажный платок у нее на коленях уже превратился в конфетти. – В любом случае, если с фирмой проблемы – это не страшно. У моих родителей много денег. Они всегда могут нас выручить, если нужно.
– Но станут ли они это делать?
– Конечно, станут. Мне нужно только попросить. Родители никогда мне ни в чем не отказывали. Они дали пять миллионов долларов на выкуп Коры безо всяких возражений.
– Действительно дали, – детектив сделал паузу, потом произнес: – Я пытался встретиться с доктором Ламсден, но, по-видимому, она в отъезде.
Энн почувствовала, как кровь отхлынула от лица, но заставила себя держаться прямо. Она знала, что он ничего не вытянет из доктора Ламсден. Даже если доктор Ламсден скоро вернется, она не станет говорить об Энн с Расбахом.
– Она вам ничего не скажет, – ответила Энн. – Она не может. Она мой лечащий врач, и вам это известно. Зачем вы со мной играете?
– Вы правы. Я не могу заставить вашего доктора нарушить врачебную тайну.
Энн откинулась на спинку стула и бросила на детектива негодующий взгляд.
– А
– С чего бы я стала вам рассказывать о моих сеансах у психиатра? Это не ваше дело, – едко ответила Энн. – У меня легкая послеродовая депрессия, как у многих женщин, которые только что стали матерью. Это не означает, что я навредила своему ребенку. Больше всего на свете я хочу ее вернуть.
– Мне не дает покоя мысль, что Марко мог попросить кого-то увезти девочку, чтобы прикрыть вас, после того как вы ее убили.
– Это полная чушь! Тогда как вы объясните то, что нам по почте пришло боди, а деньги украли?
– Возможно, Марко сфабриковал похищение после того, как ребенок уже был мертв. А пустое детское сиденье, удар по голове – всего лишь для отвода глаз.
Она смотрела на него, не веря своим ушам.
– Бред. И я не убивала своего ребенка, детектив.
Расбах вертел в руках ручку, наблюдая за ней.
– Сегодня утром мы допрашивали вашу мать.
Энн почувствовала, как комната вокруг нее завертелась.
21
Расбах внимательно следил за Энн, опасаясь, что она упадет в обморок. Он молча смотрел, как она берет бутылку с водой, и ждал, когда кровь снова прильет к ее щекам.
Он ничего не мог поделать с психиатром. У него были связаны руки. С матерью он тоже немногого добился, но Энн явно боялась, что та что-то ему рассказала. Расбах был уверен, что знал, чего именно она боится.
– Как вы думаете, что мне рассказала ваша мать? – спросил Расбах.
– Думаю, ничего, – резко ответила Энн. – Нечего рассказывать.
Он разглядывал ее несколько секунд. Думал, как не похожа она на мать – спокойную, собранную женщину, занятую благотворительностью и социальной деятельностью и гораздо более проницательную, чем дочь. Уж точно менее эмоциональную, с ясной головой. Элис Драйз зашла сегодня утром в комнату для допросов, одарила их ледяной улыбкой, указала свое имя и сообщила, что ей нечего сказать. Это был очень короткий допрос.