— Потому что тебе грустно смотреть, как горит церковь. Стены устояли. Колонны выдержали фронтон, крыша не провалилась под куполом, но святая святых — внутренность (храма превратилась в месиво из черных бревен, осыпавшейся штукатурки и обугленных скамеек. Пожарные из соседних городков сматывали шланги, Базз Каппиотис мысленно составлял отчет, толпа постепенно расходилась. Кэрол пригласила Пайта на чашку чая. Чай перешел в ужин — она кормила детей спагетти. Он снял промокшую одежду и надел свитер и штаны Эдди, для него узковатые. После того, как дети отправились спать, оказалось, что он может здесь переночевать. Никогда еще ему не доводилось спать с такой костлявой и одновременно податливой женщиной. После трудов с Фокси он был рад разнообразию: эта женщина быстро кончала, издавая радостные крики, подкладывала себе под зад подушку, свешивала голову с кровати, касаясь волосами пола и выгибая дугой горло, крепко обхватывала ногами его торс, словно он был трапецией, по которой она выбиралась из бездны жизни. В ее спальне, как во многих комнатах в Тарбоксе той ночью, пахло мокрой гарью и горьким дымом. В промежутках между приступами похоти она болтала: рассказывала про свою жизнь с Эдди, его извращенность и свое несчастье, свою надежду на Господа и на бессмертие, о том, как хорошо они с Эдди жили раньше, до переезда в Тарбокс. Пайт спросил про историю с Солцами, не скучает ли она по ним. Кэрол не сразу вспомнила, о чем речь, потом сказала:
— Мало ли, что там болтают сплетники! Если честно, она была забавной, а он — зануда.