— Би Герин. Боится, что их дом дает осадку. Не доверяет своим кедровым опорам, потому что Уитменам мы поставили стальные. Женская истерика! Родить — вот что ей нужно. Кстати, Мэтт, хочу спросить твоего совета. Анджела считает, что ей нужен психиатр.
Как Пайти и рассчитывал, второе заявление привлекло внимание Мэтта: правда всегда интереснее вранья.
— Анджела — самая здравомыслящая женщина, которую я знаю.
— Сам понимаешь, Мэтт, в этом павшем мире психическое здоровье и хорошее самочувствие — не одно и то же.
Галлахер тревожно нахмурился. Как истовый католик он считал, что теологические термины вставляются в обычный разговор только ради шутки. У Пайта был для общения с ним специальный наполовину шутливый, наполовину льстивый тон, помогавший преодолевать разделившую их пропасть. Они все больше расходились, все хуже друг друга переносили Чтобы общаться с Галлахером, Пайту приходилось делать над собой усилие.
— С Терри ей, наверное, все равно не сравниться, — сказал он в порядке подхалимажа.
— Терри свихнулась на своей лютне. Дважды в неделю ездит в Норвелл, а теперь еще вздумала брать у мужа своей преподавательницы уроки гончарного мастерства.
— Терри — творческий человек.
— Надеюсь. Только она отказывается играть для меня. Даже не знаю, с какого боку к ней подойти.
— Если честно, Анджеле нужен не психиатр, а любовник! — брякнул Пайт.
Нервное лицо Мэтта с выбритым до синевы подбородком стало неподвижным, губы поджались. Разговор с Пай-том сулил пользу для него самого, но любопытство победило. В конце концов, он тоже человек, как сказал бы Фредди Торн.
— Ты бы ей позволил? — спросил он.
— Полагаю, она должна была бы скрывать это ради приличия. Я просто не стал бы ничего выпытывать. Если бы все открылось, мне бы пришлось отнестись к ней строго.
Они говорили через открытую дверь, Пайт видел Мэтта в рамке из рифленого стекла. Кабинет был так тесен, что оба могли не повышать голоса.
— Ты уж меня прости, Пайти… — начал Мэтт.
— Валяй, дружище. Честный человек — лучшее творение Господне.
— Ты сильно ее ревнуешь. Нас с Терри всегда поражало, как вы друг над другом трясетесь, хоть и пытаетесь это скрыть.
— Пытаемся скрыть? — Пайт обиделся, но Мэтт увлекся и не заметил этого.
— У нас с Терри нет вашей свободы маневра. Супружеская верность не может ставиться под сомнение. Знаешь ли ты, что, с позиции Церкви, брак это таинство, совершаемое самой парой?
— Может, пусть один участник таинства предоставит другому немного свободы? Зачем так переживать из-за бренных тел? Все равно лет через пятьдесят все мы станем травкой. Знаешь, что, по-моему, больше смахивает на таинство? Если бы Анджела трахалась с другим мужчиной, а я бы стоял над ними и посыпал ему спину розовыми лепестками. — Пайт сложил пальцы в щепоть и потер их друг об друга. — Благословение его волосатой спине!
— Мать и отец, — молвил Галлахер. — Чьи?
— Твои. Ты говорил, а я видел ребенка у родительской постели. Он любил мать, но знал, что она для него недоступна, вот и позволял отцу ей овладевать, а сам ограничивался благословением.
Пайт снова обиделся.
— Что-то все вдруг заделались психоаналитиками! Дай-ка, я тоже кое о чем тебя спрошу. Предположим, ты обнаруживаешь, что Терри ездит вовсе не на уроки музыки.
— Я бы отказался от такого открытия, — ответил Галлахер с катехизической поспешностью и улыбнулся. Ирландцы так располагающе улыбаются: у них в глазах горит память о веках угнетения, неизбежная ирония. — Ты обладаешь свободой, которая мне недоступна. Ты можешь искать приключений, я — нет. Вот мне и приходится искать их здесь. — Он положил ладонь на свой металлический стол. Рука была волосатая, с крупными порами. Символ суровой догмы.
— Мне здешние приключения действуют на нервы, — сказал Пайт. — Что мы будем делать с этим трухлявым замком в Лейстауне? Ту перегородку, о которой ты рассказывал сестре-настоятельнице, так просто не снесешь: она несущая.
— Такому консерватору, как ты, в этом бизнесе не место. Нервы! Пойми, наконец, Пайт: земля не может приносить убытков. Ее не становится больше, зато люди размножаются.
— Спасибо Папе римскому.
— У тебя больше детей, чем у меня.
— Прямо не знаю, как ты этого добиваешься. Чудо, что ли?
— Нет, самоконтроль. Советую попробовать.
Пайт был настроен на ссору. Возмущенный тем, что Галлахер, чья жена готова переспать даже со старым гончаром, позволяет себе читать ему нравоучения, он вскочил со скрипучего кресла и сказал:
— Съезжу-ка я на холм, взгляну, из чего там строят — из дерева или из фанеры, как ты учил.
Лицо Мэтта походило на кристалл, расширяющийся к углам скул, бритые щеки и виски были краями кристалла.
— Заодно проведай миссис Уитмен, — напутствовал он Пайта.
— Спасибо, что напомнил. Непременно проведаю.