– Да. – Она вскинула голову и, увидев, что он улыбается, немедленно поправилась: – Ненадолго.
Его улыбка стала еще шире. Несносный человек! Виола снова уселась на диван.
– Я думала, неплохо бы поговорить о том, как обстоят дела.
Куда только подевалась улыбка? Джон застонал, воздев глаза к небу.
– Помоги мне Боже! Сначала два часа под дождем, а потом разговоры о делах! – Он со вздохом стащил мокрый фрак. – Полагаю, разговор будет нелегким! А какие темы? Ирландская политика? Или способы облегчить жизнь беднякам Британской империи? Или неминуемые последствия отмены Хлебных законов[7]?
Как ему это удается? Он всегда найдет способ ее рассмешить!
Джон повесил фрак на спинку стула и сел рядом с Виолой.
– Так о чем ты хотела поговорить?
– Сама не знаю, – немного подумав, ответила она с нервным смешком, выдававшим ее истинные чувства. – Я всегда считала, что, если мы сядем и поговорим, у меня будет что сказать, но теперь просто растерялась.
– А раньше у нас находилось много тем для разговоров.
– И для споров.
– Совершенно верно, – насмешливо подтвердил он. – Это, если ты заметила, совсем не изменилось.
– Я заметила…
Виола немного помедлила, а потом пояснила:
– Мы женаты почти девять лет, и все же я не знаю тебя, Джон. Не знаю по-настоящему. Я не думаю, что вообще знала. До свадьбы и в первые месяцы нашей супружеской жизни я всегда была с тобой откровенна. И столько всего наговорила о себе, о родных, никогда не скрывала, чего хочу, что люблю и о чем думаю. Но когда спрашивала о тебе, о твоем детстве, о друзьях… ну, не знаю… о чем-то личном, ты всегда отделывался уклончивыми шуточками и менял тему.
– И?
– Пусть ты мой муж, но остался для меня незнакомцем. Я чувствую необходимость исправить это, но не знаю как. Если я стану задавать тебе вопросы, ты ответишь на них?
– О моем детстве? Это был кошмар. Поверь, тебе не захочется этого слышать, а я не вынесу разговоров о родителях и своем детстве. И разве не уместнее поговорить о нас с тобой?
– Если я что-то спрошу о нас с тобой, а ты промолчишь, значит, снова уклонишься от ответа.
Джон немного помолчал.
– Нет. Не уклонюсь, – пообещал он. – Задавай свои вопросы. – Он облокотился на спинку дивана и, повернув голову, взглянул на жену. – Но предупреждаю: я не могу гарантировать, что тебе понравятся мои ответы. Зато они будут честными. Справедливо?
Получив именно то, о чем просила, Виола немного поразмыслила. Попыталась определить, до какой степени могут быть откровенны ее вопросы. Но он сам сказал, что она может спрашивать о чем угодно, так что стоит воспользоваться ситуацией.
– Ты любил своих дамочек? Хотя бы одну?
– Нет.
– Ты любил меня, Джон?
Она уже знала ответ, но никогда его не слышала. И сейчас хотела узнать правду от мужа.
– Когда ты попросил меня выйти за тебя замуж и сказал, что любишь, это было правдой?
– Я…
Он потер глаза, тяжело вздохнул, опустил руку и встретил ее взгляд.
– Нет.
Вот оно. Голая, жестокая правда. Он не пытался объясниться или оправдаться. Этого ответа она ожидала. Подтверждения того, о чем уже знала более восьми лет. Того, что даже сейчас имело силу больно ранить. И все же лучше честный, хоть и обидный ответ, чем ложь. Довольно с нее лжи.
– А ты… – она поколебалась.
Оказалось, что задавать вопросы Джону куда труднее, чем она ожидала. Виола зажмурилась и попыталась снова:
– У тебя есть дети от женщин, с которыми ты спал?
– Нет.
– Уверен?
– Да. Всегда есть способы предотвратить зачатие… специальные чехлы, которыми пользуются мужчины. Иногда они рвутся, но… – он осекся и неловко заерзал на месте. – Боже, Виола, не проси меня обсуждать подобные детали. Я не могу говорить на эту тему.
– Многие говорят, что младший сын Пегги Дарвин от тебя, хотя ее муж считает ребенка своим.
Джон подвинулся ближе.
– Нет, Виола, нет. Я уже говорил: он не мой. Знаю, какие сплетни ходят по городу, но это неправда.
– Благодаря… чехлам, которые иногда рвутся?
– И потому, что я умею считать. Я перестал встречаться с Пегги за год до рождения Уильяма, а ни один ребенок не может провести двенадцать месяцев в чреве матери. И еще ни одна женщина не приезжала ко мне с известием о моем будущем отцовстве.
Хотя Виола понимала, что он может лгать, но почему-то поверила. Вернее, предпочла поверить, а с этим решением пришло огромное чувство облегчения.
– Могу я, в свою очередь, задать вопрос? – неожиданно выпалил Джон. – Ты любила меня. Почему?
Застигнутая врасплох не только вопросом, но и неожиданно напряженной интонацией, Виола уставилась на него.
– Почему я любила тебя?
– Да, почему? Ведь ты меня совсем не знала. И сама сказала, что даже теперь мы совсем не знаем друг друга. И все же утверждаешь, что любила меня. Вот что сбивает меня с толку! Как ты могла влюбиться в такого, как я? С моей репутацией!
Он хмурился, и было в его лице, что-то напоминавшее школьника, который ждет объяснения сложной математической задачи. Вот и сейчас он ожидал разумного ответа.
Виола беспомощно вскинула руки.