Супружеское ложе

– Бертрам? Это ничтожество даже галстук не умеет завязывать, – усмехнулся Джон, и Виолу вновь охватили дурные предчувствия. – Из-за нашего разрыва я был готов оставить поместья Перси, зная, что он будет управлять ими так же добросовестно, как я сам. Его сын тоже был человеком надежным. Берти – иное дело. Он мот и повеса, точная копия моего отца, и скорее ад замерзнет, чем он наложит свои жадные лапы на Хэммонд-Парк, или Эндерби, или любое из моих поместий.

– Не может ли этот разговор подождать до вашего возвращения? – спросила она, отчаянно желая остаться наедине с собой и хорошенько все обдумать. – Ваш кузен умер. Неужели вам безразлична его смерть? По-моему, вы даже не скорбите. Или так уж необходимо обсуждать проблемы наследства прямо сейчас?

Его лицо вдруг окаменело: редкое состояние для человека, чьи обаятельно-беспечные манеры были хорошо известны в обществе. Но Виола сразу распознала этот замкнутый взгляд, который за первые полгода супружеской жизни видела всего несколько раз, но никогда не могла понять.

– Первым долгом я обязан думать о поместьях, – объявил он, не давая вовлечь себя в спор. – Берти разорит их, промотает все состояние до последней монеты и пустит на ветер результаты моего тяжкого девятилетнего труда. Я этого не допущу.

Дурное предчувствие обдало душу зимним холодом. Виола тоскливо смотрела в карие глаза мужа, почти ощущая, как они твердеют, словно темный янтарь.

– Когда я вернусь из Шропшира, – сообщил он, – всякому отчуждению между нами будет положен конец. Вы станете моей женой не только по имени, но и в полном смысле этого слова, физическом и моральном.

– Моральном?

Ярость и отчаяние душили Виолу. Не сразу она обрела дар речи.

– Это вы мне говорите о морали? Забавно, не находите?

– Я знаю, что остроумие может считаться одним из многих присущих мне качеств, – протянул он, – но сегодня мне не до смеха. Речь идет о долге, и, увы, тут нет ничего веселого.

– Какое отношение имеет ко мне ваш долг? – осведомилась Виола, хотя уже знала, Боже, она знала!

– Я имею в виду ваш долг – жены и виконтессы.

В голове у нее шумело. Кажется, она сейчас упадет в обморок. Впервые в жизни.

– Да, – сказал он, похоже, читая ее мысли, как открытую книгу. – Понимаю, как неприятно вам мое прикосновение. Но, Виола, мне нужен сын. И он у меня будет.

Глава 2

Он не шутит. Помоги ей небо, он не шутит.

Виола в ужасе смотрела на Джона. Каждое произнесенное им слово отдавалось в голове барабанным боем. Он хотел наследника. Теперь, после стольких лет, он хотел наследника. После боли и унижения, которые ей пришлось вынести, не говоря уже об осуждении общества, обвинявшего ее в неспособности родить сына, после всех его измен он вдруг возжелал вернуться в ее жизнь и в ее постель!

– Никогда! Ни за что! – отрезала она и повернулась, чтобы уйти.

Но на плечи легли его тяжелые руки.

– Нам необходим наследник, Виола, и вы это сознаете. Теперь, когда нет Перси, мне нужен собственный сын.

– Он у вас уже есть, – презрительно бросила она, вырываясь. – Младший мальчишка леди Дарвин – ваш сын. Всем это известно.

– Ходят слухи, но в данном случае это ложь.

Виола недоверчиво фыркнула, но виконт спокойно продолжал:

– В любом случае я не придавал бы этому большого значения. Мне нужен законный наследник.

– Но при чем здесь я?

– Нравится вам это или нет, вы моя жена. Я ваш муж. Обстоятельства вынуждают нас поступать в соответствии с нашим положением.

– Ваши обстоятельства и ваше положение ни к чему меня не вынуждают. Я вам не племенная кобыла. Наш брак был и остается фарсом. Не вижу причин что-то менять именно сейчас.

– Не видите? Вы аристократка, сестра герцога и жена виконта. И прекрасно изучили законы, управляющие нашей жизнью.

Их взгляды встретились. Упрямые. Исполненные решимости. Жесткие. Она почти ощущала, как одна сила воли пытается сломить другую. Почти слышала бряцание стали о сталь.

– Я могу быть вашей женой. Формально. Не на деле. И пропади пропадом аристократия, законы и вы вместе с ними!

– Проклинайте меня сколько заблагорассудится. Но когда я вернусь с севера, мы будем жить вместе. Решайте, предпочитаете ли вы жить в нашем чизикском поместье или переехать в мой городской дом на Блумсбери-сквер. Когда выберете дом, известите Першинга и, пока я в отъезде, велите перевезти туда вещи.

– Вы и я под одной крышей? Господь не допустит!

– Одна крыша, один обеденный стол…

Он помолчал и окинул ее жарким взглядом.

– Одна постель.

– Если вы воображаете… если вы в самом деле… если считаете… если…

Она осеклась, поняв, что заикается и бормочет всякую чепуху. Но мысль о том, чтобы терпеть его ласки после всех женщин, с которыми он переспал, была так возмутительна, так невыносима, что она едва могла говорить.

Поэтому Виола глубоко вздохнула, попыталась успокоиться и начала снова:

– Вы безумец, если воображаете, что я позволю вам до меня дотронуться.