— А если вам, моя милая крошка, хочется играть трудную роль покорительницы сердец и не выходить вторично замуж, — добродушно продолжала герцогиня, — то вы лучше, чем кто-либо, сумеете собирать предгрозовые тучи и рассеивать их. Но, заклинаю вас, не нарушайте ради забавы супружеское согласие, не разрушайте семейные устои и благополучие счастливых женщин. Когда-то, моя дорогая, я играла эту опасную роль. О, боже мой, как часто ради торжества собственного самолюбия губишь бедные добродетельные создания — а добродетельные женщины, моя дорогая, действительно существуют — и создаешь себе смертельных врагов! К сожалению, я слишком поздно поняла, что одна семга лучше тысячи лягушек, как говорил герцог Альба. Истинная любовь дает во много раз больше наслаждений, чем мимолетные страсти, которые мы внушаем. Знаете, ведь я приехала сюда, чтобы наставить вас. Да, да, ради вас сижу я в этом салоне, который смахивает на лакейскую. Ведь это все комедианты! В былое время, моя дорогая, их пускали не дальше будуара, но принимать их в гостиной, фи! Почему вы так удивленно смотрите на меня? Послушайте! Играйте только теми мужскими сердцами, которые свободны, теми, которые не связаны обязательствами, иначе мужчины не простят нам потрясений, какие вносит в их жизнь наша любовь. Воспользуйтесь этой истиной, я почерпнула ее из моего жизненного опыта. Вот, например, этот несчастный Суланж, — вы вскружили ему голову и за год с небольшим бог знает до чего довели. А знаете ли вы, на что покушаетесь? На жизнь его. Он женат уже два с половиной года; жена, очаровательное создание, обожает его; он ее любит, не изменяет ей. Ее жизнь проходит в слезах и горестном уединении. Не раз любовные радости Суланжа меркли по сравнению с терзавшими его муками совести. А вы, прелестная обманщица, вы предали его! Пойдемте же, посмотрим на дело ваших рук.
Старая герцогиня оперлась на руку г-жи де Водремон, и они встали.
— Взгляните, — сказала г-жа де Лансак, указывая глазами на бледную и дрожащую незнакомку, сидящую у ярко горевшего канделябра, — это моя племянница, графиня де Суланж; сегодня она уступила наконец моим настояниям и оставила обитель печали, где не может найти утешения, даже любуясь своим ребенком. Видите ее? Она прелестна, не правда ли? Но, красавица моя, представьте себе, какой бы она была, если бы любовь и счастье озаряли это грустное личико!
Графиня де Водремон молча отвернулась; казалось, ее охватило глубокое раздумье. Герцогиня повела ее к дверям игорного зала и заглянула туда, словно отыскивая кого-то.
— А вот и Суланж, — многозначительно сказала она молодой ветренице.
Графиня вздрогнула, заметив в самом темном углу комнаты Суланжа, откинувшегося на спинку диванчика: его бледное и искаженное лицо, повисшие в изнеможении руки и застывшая поза выдавали страдание; игроки проходили, не обращая на него никакого внимания, будто его не существовало. В том зрелище, которое являли собою жена в слезах и мрачный, подавленный муж, разлученные друг с другом среди пышного празднества, как две половины надвое расщепленного дерева, графиня почувствовала что-то пророческое. Она испугалась, что для нее это предвестник будущего возмездия. Ее сердце еще не очерствело, доброта и отзывчивость еще не стали ей совершенно чужды; она пожала руку герцогине, поблагодарив ее улыбкой, от которой веяло детским очарованием.
— Дитя мое, — сказала ей на ухо старуха, — не забывайте, что мы умеем так же искусно отстранять от себя поклонников, как и привлекать их.
— Если вы не наделаете глупостей, она ваша!
Слова эти г-жа де Лансак шепнула полковнику Монкорне, в то время как графиня размышляла о Суланже, жалея его, потому что она еще достаточно искренне его любила; желая ему счастья, красавица дала себе слово воспользоваться неотразимой властью, какую оказывали на него ее чары, и заставить его вернуться к жене.
— О! Я постараюсь убедить его, — сказала она г-же де Лансак.
— Не надо, дорогая! — воскликнула герцогиня, возвращаясь к своему креслу. — Изберите себе хорошего мужа и откажите моему племяннику от дома. Не предлагайте ему даже вашей дружбы. Поверьте, моя милая, женщина не принимает обратно от соперницы сердце своего супруга; она бывает во сто крат счастливее, думая, что отвоевала его сама. Уговорив племянницу приехать сюда, я хотела предоставить ей удобный случай вновь обрести нежность своего супруга. Прошу вас лишь об одном: ради успеха нашего заговора плените полковника Монкорне.
И когда она указала на друга Марсиаля, графиня улыбнулась.
— Ну как, сударыня? Узнали вы наконец имя незнакомки? — обиженно спросил Марсиаль у графини, когда та осталась одна.
— Узнала, — ответила г-жа де Водремон, взглянув на него.
Ее лицо было и лукаво и весело. Оживленная улыбка не сходила с ее губ, мерцающий блеск глаз напоминал блуждающие огоньки, смущающие путника. Марсиаль, нисколько не сомневаясь в том, что он все еще любим, принял изящную позу мужчины, склонившегося перед женщиной, в которую он влюблен, и произнес напыщенно: