Сурикэ

М-ль Марта де Прэль была прелестная девушка 18-ти лет, стройная брюнетка, с несколько гордой красотой, которую она умела смягчать очаровательным взглядом, мечтательным, вдумчивым и даже несколько пытливым. Марта де Прэль была воспитана вместе с Кларой и Жанной, дочерьми графа, она училась вместе с ними, граф и графиня любили ее и не делали разницы между ней и своими детьми.

Молодая девушка не помнила, чтобы жила где-нибудь в другом месте, кроме семейства Меренвиль; она считала себя сиротой; ни граф, ни графиня никогда не говорили ей про ее родителей, словно сговорились. Ее звали Марта де Прэль, вот и все, что она знала, будучи счастлива в настоящем и не имея особенных забот о будущем, и не желала больше ничего знать, полагая, что время рано или поздно разъяснит тайну, какова бы она ни была.

В ту минуту, когда семейство Меренвиль готовилось сесть в пирогу, чтобы плыть в Квебек, молодая девушка вдруг почувствовала себя нездоровой; несмотря на все желание ехать вместе со всеми, она уступила настояниям своих сестер — так называла она девиц Меренвиль — и осталась в Бельвю на попечении г-жи Сален. Девицы Меренвиль поцеловали ее на прощание и пообещали вернуться как можно скорее.

Итак, Марта де Прэль осталась.

Но ей было очень скучно, она беспокоилась, сердце у нее сжималось — она сама не знала почему, у нее было предчувствие чего-то недоброго.

Однако мало-помалу она успокоилась, убедила себя доводами рассудка, что нет никакой причины тревожиться; она упрекнула себя за химеры, за детский страх, недостойный взрослой девушки.

Но когда наступила ночь и окутала покровом мрака природу, то сердце молодой девушки снова сжалось тоской, беспокойство ее стало еще напряженнее, она пожелала сама посмотреть, крепко ли будут заперты двери, и настойчиво требовала, чтобы слуги хорошенько караулили.

Всех слуг было двенадцать человек: десять мужчин и две женщины; первые были по преимуществу все прежние охотники, храбрые и преданные; они обещали караулить как можно лучше.

В числе их был один молодой охотник лет двадцати семи или восьми, высокий, стройный, красивый малый, шесть лет тому назад приехавший в колонию, о чем мы будем говорить впоследствии; у него был приятный голос и изящные манеры; его речь была самая изысканная, он был утонченно вежлив и очень молчалив, с виду это был человек, привыкший к лучшему обществу, а никак не грубый, невежественный охотник, каким он был на самом деле.

Он считался человеком непомерной силы, умевшим биться всяким оружием, а главное — человеком храбрым до безумия; прочие канадские охотники дали ему странное прозвище Сурикэ (мышонок), потому ли, что он был очень подвижен и жив, ходил скоро и вместе с тем беззвучно, или потому, что у него был несколько наивный и как бы удивленный взгляд, вечно бегающий, вечно остерегающийся.

Шарль Лебо — это было его настоящее имя — принял прозвище Сурикэ не протестуя и так к нему привык, что откликался на него, словно всю жизнь не имел другого имени.

Ночь была спокойная; с восходом солнца, когда ворота отворились, молодой охотник ушел из Бельвю, куда вернулся незадолго до восхода луны; казалось, он был чем-то озабочен. Он открыл подозрительные следы на расстоянии около мили от дома, эти следы шли вокруг плантации, но не приближались к ней, потом слились в один след и направлялись к реке, где и кончились, не появляясь вновь.

Вечером слуги удвоили предосторожности: убедившись, что двери и окна крепко заперты, они приготовились, не смыкая глаз всю ночь, караулить и обходить пустые комнаты в доме.

М-ль де Прэль, несколько успокоенная этой мерой, ушла в свою комнату и часов около девяти легла спать.

Молодая девушка спала довольно долго, когда была внезапно разбужена выстрелами и страшным военным кличем краснокожих.

Обезумев от ужаса, м-ль де Прэль соскочила с кровати, наскоро оделась, бросилась к двери своей комнаты, отворила ее, но сию же минуту отступила назад с криком ужаса и отчаяния.

Перед дверью Сурикэ и один из слуг отчаянно отбивались от шестерых или семерых индейцев. Три трупа с размозженными черепами лежали около на полу в луже крови.

— Ради Бога, сударыня, закройте дверь! — вскричал Сурикэ, ударяя прикладом ирокеза, который повалился на пол, как сноп.

Но м-ль де Прэль не была в состоянии ни понять, ни даже слышать того, что кричал ей молодой охотник; она опустилась на колени посреди комнаты, сложила руки и подняла глаза к небу; она молилась, даже не сознавая, что около нее делается, — до того все чувства были уничтожены страхом.

Вдруг индейцы испустили дикий крик: слуга был убит; оставался один Сурикэ, обессиленный и подавляемый численным превосходством; в одну минуту он был повален и связан неумолимыми врагами, но, прежде чем упасть, он, по крайней мере, отомстил за свой плен, собственноручно убив шесть ирокезов.

Тогда индейцы ворвались в комнату, вход в которую был теперь беззащитен; они бросились с диким рычанием на молодую девушку, завернули ее в плащ, и один из них взвалил ее на плечи и вынес из дома.