Читаем Суриков полностью

он до конца жизни выставлял на их выставках— в конце 1907 г. Суриков вышел из Товарищества передвижных художественных выставок и с 1908 г. экспонировал свои работы на выставках Союза русских художников.

школа дорафаэлистов— имеется в виду эпоха раннего Возрождения.

Академия Коларосси— частная художественная мастерская в Париже, в которой в 1890-1900-х гг. учились и работали многие русские художники.

Я на Александра III смотрю— характеристика Александра III как «истинного представителя народа» основывалась на непосредственных зрительных впечатлениях художника. «Громадная», как говорил Суриков, фигура царя, облаченного в мантию и корону, во время коронации в 1883 г. поразила художника своей внешней импозантностью, воплощенной в ней физической силой, и именно поэтому была воспринята им как олицетворение тон мощи, которая свойственна, по убеждению Сурикова, народу [12].

А памятник этот новый— памятник Александру III в Москве у храма Христа Спасителя был выполнен в 1912 г. скульптором Л. М. Опекушиным (1841–1923).

Софья Андреевна Толстая(1844–1919), жена Л. Н. Толстого.

ГрабарьИгорь Эммануилович (1871–1961), русский и советский живописец и выдающийся искусствовед. С 1913 по 1917 г. занимал выборную должность попечителя Третьяковской галереи. В 1914–1915 гг. по инициативе и под руководством Грабаря была проведена полная реэкспозиция всех картин галереи в соответствии с современными научными требованиями. Изменения, которые Грабарь счел нужным внести в прежнюю экспозицию, были восприняты реакционными членами совета Третьяковской галереи как «оскорбление незабвенной памяти» ее основателя. Бульварная московская пресса начала шумную кампанию против действий Грабаря. Письмо В. И. Сурикова в газету «Русские ведомости» явилось свидетельством той нравственной поддержки, которую оказала попечителю Третьяковской галереи передовая художественная общественность.

И. Э. Грабарь рассказывает в этой связи: «Одним из самых неудачных в выставочном отношении залов (при старой экспозиции. — В. П.) был суриковский, где, кроме картин Сурикова, висели еще огромный холст Перова „Никита Пустосвят“ и большой „Черный собор“ Милорадовича. „Боярыня Морозова“ совершенно пропадала в этом зале, так как от нее нельзя было отойти, а из соседнего репинского зала сквозь узкую дверь была видна только часть картины. Между тем суриковская картина не укладывалась ни на одной другой стене галереи, почему была навсегда пригвождена именно к данной стене. Удалив все картины, кроме суриковских, я пробил на месте двери широкую арку, открыв вид па картину сквозь всю анфиладу зал. Она зажглась всеми своими радужными цветами.

Когда В. И. Суриков пришел в Галерею после новой повески, он, весело балагуря в присутствии собравшихся старейших служащих, отвесил мне земной поклон и со слезами на глазах обратился к нам со словами: „Ведь вот в первый раз вижу свою картину: в квартире, где ее писал, не видал — в двух комнатах через дверь стояла, на выставке не видал — так скверно повесили, — и в галерее раньше не видал, без отхода“» (Игорь Эммануилович Грабарь. Моя жизнь. Автомонография. М.-Л., 1937, с. 260, 261).

<p>Г.С. Арбузов. Послесловие</p>

Предлагаемая вниманию читателя книга М. А. Волошина о Сурикове несомненно займет видное место в ряду наиболее интересных и содержательных памятников русской искусствоведческой литературы начала XX века.

Если первые шаги, направленные на целостное осмысление творчества В. И. Сурикова, были сделаны зачинателями русского научного искусствоведения — А. Бенуа, С. Глаголем, И. Грабарем, то вес же не ими, а только М. Волошиным было положено начало научному изучению жизни и деятельности великого исторического живописца.

Однако этот факт сам по себе не объясняет, почему монография о Сурикове, написанная еще в 1916 году Волошиным, в наши дни вызывает живой интерес — не только историографический, но и научно-исследовательский.

Острый ум, талант исследователя, усиленный художественным и критическим чутьем, природная литературная одаренность, широкая культура европейски образованного человека — вот что привлекает нас в монографии Волошина о Сурикове. К этим качествам (отсутствие которых обрекает исследователя на творческое бесплодие, на производство компилятивных безликих книг и статей, быстро устаревающих) нужно прибавить еще одно: оно состоит в том, что Волошин строит свое исследование на большом количестве живого материала, без знакомства с которым и без оценки которого невозможно создать себе ясное представление об одной из важнейших и знаменательнейших страниц отечественного художества.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже