Суровая мужская проза

– И на том – большое человеческое спасибо. Уважили, беркуты степные, старика…. Ладно, расскажу вам, так и быть, одну весьма поучительную и насквозь «грушную» байку. Глядишь, и пригодится когда-нибудь. Типа – для общего интеллектуального развития правой выпуклости мозжечка. Гы-гы-гы! Отставить…. Значится, жила себе поживала в морском порту датского города Копенгагена чайка по имени…э-э-э, кажется, «Джонатан Ливингстон»…. Ага, вроде бы так её (в том смысле, что его), звали…. Причём, эта чайка непросто так жила, а состояла на Службе. То есть, своевременно извещала местных и пришлых моряков о грядущей непогоде. Когда приближался очередной сильный шторм, то этот самый Джонатан начинал над волнами низко летать и орать – со всей своей дури – противным и утробным голосом, мол: – «Ждите, люди, непогоду! Не выходите – ни в коем случае – в открытое море!». За это мудрый, дальновидный и справедливый смотритель маяка чайку регулярно кормил (в меру, конечно же), мороженой рыбой, а также старательно отгонял от её (его?), гнезда голодных кошек, наглых мальчишек и прочих коварных недоброжелателей…. Не жизнь, а малина спелая, образно выражаясь. Живи себе и в ус не дуй. Служба, одним словом…. Нет же, начал наш молоденький и легкомысленный Джонатан задумываться о потаённом смысле жизни, мол: – «Свободы катастрофически не хватает. Рыба – мороженная, да и маловато её будет, честно говоря. Маловато, мать его!»…. Короче говоря, дождавшись хорошей погоды, неблагодарная чайка поднялась на крыло и улетела на северный архипелаг Шпицберген. А там – лафа полная и необузданная. Раздолье бесконечное и бескрайнее. В смысле, свободы – хоть задницей ешь. Ну, и рыбы разной свежей, понятное дело, без счёта…. Обожрался наш глупый Джонатан халявной рыбёхой до полной и нескончаемой невозможности, да и пристроился покемарить на ближайшей базальтовой скале. Тут-то он и подкрался к Ливингстону – белый и пушистый песец…. Понимаете, бойцы отважные, о чём я вам толкую? Гы-гы-гы!

– Угрожаете, наверное, – тоскливо предположил Петров.

– Ничуть не бывало, – заверил Виталий Палыч, подпустив в глаза характерной «ленинской» хитринки. – Просто знакомлю вас с азами классической армейской философии, и не более того…. Вы же, родные, не предатели подлые, а дисциплинированные резервисты? Правильно я понимаю ситуацию? Ведь, резервисты?

– Резервисты, – тяжело вздохнув, подтвердил Подопригора. – Всё понятно. Без вопросов.

– Вот и замечательно. Понятия – «действующий резерв» ещё никто не отменял. Верно? Как и условный сигнал – «три зелёных свистка». Не говоря уже о дежурной кружке сладкого чая, щедро сдобренного радиоактивными нуклидами – для особо забывчивых и непонятливых…. Гы-гы-гы! Мать его…. Ладно, наложу на ваши рапорта по визе положительной. Двигайте ко мне свои жёлтенькие папочки с заявлениями…. Ага, пошёл процесс выхода на гражданку. Пока только предварительный. А окончательно уже в Москве белокаменной оформитесь. Как и заведено. Держите бумажки с моими красивыми генеральскими подписями. Не нужно благодарностей, дезертиры…. Утречком отправлю вас вертолётным бортом в здешнюю столицу. Там ребята хваткие, в Марсель «на раз» перебросят. А оттуда уже и до столицы нашей нежной Родины – рукой подать. Давай-ка, Тёмный, набулькай ещё по «соточке»…. Ну, за милую и щедрую Родину.… С чего – начинается Родина? С картинки в твоём букваре. С хороших и верных товарищей, живущих в соседнем дворе…. Ну, в чём дело? Подпевайте, бойцы в отставке. «Грушные» резервисты хреновы…

В Марселе они (уже, понятное дело, переодевшись в цивильное), приземлились в тринадцать ноль восемь.

– Самолёт на Москву вылетает завтра, в семь тридцать утра, – объявил встречавший их прыщеватый молодой человек – третий атташе российского Посольства.

– Нормальный вариант, – равнодушно хмыкнул Горняк. – Могло быть и хуже. В том плане, что завтра – это вам не послезавтра…. Ну, и что нам делать до завтрашнего утра?

– На сей счёт никаких инструкций не получал. Делайте, что хотите. Только местных законов не нарушайте.

– А по сопатке, гнида худосочная, давно не получал? – ласковым голосом поинтересовался Петров.

– За что это? – искренне удивился юнец.

– Во-первых, за отношение напыщенное и высокомерное. Причём, к заслуженным бойцам, увенчанным наградами боевыми. А, во-вторых, морда лица у тебя, молокосос, избыточно-довольная и неприлично-лощёная. Словно бы с самого раннего утра любимую собачку французского Президента поимел во всех мыслимых и немыслимых позах. Включая, понятное дело, откровенно-извращённые, мать его растак…

– Гы-гы-гы! – развеселился Подопригора. – Молодец, Алекс. Так его, крысу канцелярскую…. Кстати, юноша со взором горящим, а ты нам, случаем, ничего передать не забыл? Важного-важного такого?