Суровый век. Рассказы о царе Иване Грозном и его времени

Бояре стали называть свою кандидатуру на русский престол. Произносили имя князя Владимира Старицкого. Князь Владимир Андреевич Старицкий был двоюродным братом Ивана Грозного. Строен, статен, красив князь Старицкий. Посмотришь на царя Ивана, посмотришь на князя Владимира Андреевича – не царём Иваном, Старицким залюбуешься.

А главное, характером он незлобив. С таким боярам ужиться проще. Потянулись к Старицкому все те, кто был вообще против сильной царской власти. Все те, кто мечтал о том, чтобы сохранилось всё по-старому, не были нарушены прежние боярские права и боярские привилегии. Оказался в те годы Старицкий не только соперником Иванова рода на русский престол, но как бы и врагом самой идеи Ивана Грозного о государственном единоначалии.

Царю Ивану становилось всё хуже и хуже. Бояре подходили на цыпочках к комнате больного.

– Дышит?

– Пока дышит.

– Скоро?

– Скоро.

С минуты на минуту ждали конца. Не сбылись боярские ожидания. Царь Иван пересилил болезнь. Пройдут годы. Не забудутся царём Иваном ни старые боярские, ни новые обиды. Поднимется тяжёлая рука государева.

«Не нужно царя другого»

В воскресенье 3 декабря 1564 года царь Иван Грозный неожиданно покинул Москву. Увёз семью, забрал с собой казну и дорогие иконы, а также большую свиту.

Затихли все. Следят, куда же движется царский поезд.

Вот она, первая весть:

– Прибыл в село Коломенское. (Это было недалеко от Москвы.)

Через две недели:

– Прибыл в Троицкий монастырь. (Это уже от Москвы изрядно.)

Прошло ещё время:

– Прибыл в Александрову слободу. (Почти сто вёрст от Москвы Александрова слобода.)

Ждали новых вестей. Однако дальше царь Иван не двинулся. Остался он в Александровой слободе.

Через месяц царь направил в Москву послание. Сообщал Иван Грозный, что отрекается от престола.

Растерялись бояре. Не знают, печалиться, радоваться ли. Вот и боярин Мансур Дупло. Всё думал, как поступить: выступать за Иваново отречение, не выступать? Скажешь – да, а царь одумается, и попадёшь на плаху.

Бегал Мансур Дупло к другим советоваться. Пришёл к соседу, князю Фаддею Затонскому. Мол, что скажешь, соседушка-князь.

Конечно, рад был бы князь Фаддей Затонский, если бы царь Иван действительно отрёкся от трона. Однако ушёл он от прямого ответа. Осторожен, осмотрителен князь Фаддей.

Пошёл боярин Дупло к другому соседу, боярину Истоме Лыкову. Конечно, рад был бы Истома Лыков, если бы царь Иван покинул русский престол. Однако вслух свои мысли произносить не стал. Выжидал, осторожничал боярин Истома Лыков.

В своём послании царь Иван говорил не только о желании уйти от власти. Он высказывал также жалобы на бояр и приказных людей, упрекал их в нерадивости и даже в изменах.

Заёкали боярские сердца.

Из Александровой слободы царь Иван обратился и к чёрному, то есть к простому посадскому, люду. Однако тут уже не было грозных суровых слов. Писал царь, чтобы посадские люди «никакого сумнения не держали», что опалы на них не будет и царского гнева нет.

Забурлила Москва.

Устали посадские от боярских смут. Они – за царя Ивана. На стороне царя и купеческий люд. Поощряет государь дела торговые. «Наш он царь, хотя и крутой, и грозный. Не нужно царя другого».

Должны были высказать своё мнение князья и бояре.

Чертыхнулся боярин Мансур Дупло. Однако сказал:

– Не нужно царя другого.

Чертыхнулся князь Фаддей Затонский. Однако сказал:

– Не нужно царя другого.

Чертыхнулся боярин Истома Лыков. Однако сказал:

– Не нужно царя другого.

И другие князья и бояре за царя Ивана слова сказали.

В Александрову слободу были направлены посыльные. Просили они, чтобы царь Иван «государства своего не оставлял» и всем владел и правил, как посчитает нужным.

Принял Иван Грозный послов из Москвы. Выслушал. Согласился остаться на русском троне. Ушли посыльные.

Сверкнули глаза Ивановы. Налились свинцом.

– Ужо!

Сжались в кулаки, до боли в пальцах, царёвы руки. Поднял он посох и грозно по полу стукнул.

Особые

Дивились все на Гришку Плещеева.

– Ну и ну!

– А зачем же собачья морда у седла?

– Шерсть-то, шерсть-то к чему, как метла, на конце кнутовища?

Ухмылялся Гришка. Выпячивал губы:

– Для опознания.

Сидит Гришка на высоком коне. Сверху на Гришке грубая, почти нищенская роба. Откинул край: с внутренней стороны роба подбита овчинным мехом. Откинул сильнее. Под робой – нарядный кафтан. Суконный. Золотом шитый. Заметили люди – снова мех, но не овчинный теперь, а то ли куний, то ли соболиный. Дорогой, редкий.

– Ого!

Но не столько людей поразил Гришкин наряд – бедная роба и дорогой кафтан, – сколько то, что к шее лошади, на которой сидел Гришка, была привязана собачья голова. В руках у Плещеева плеть. На её конце метёлкой болтается кусок шерсти.

– Дивное что-то, – поражаются люди.

Поселившись в Александровой слободе, Иван Грозный провозгласил опричнину («опри́чнина» от слова «опри́чный» – «особый») – создал отдельный, особый воинский корпус. В него было зачислено 1000 человек.

Гришка Плещеев – один из опричников.

– Что же это такое? – интересуются люди.

– При царе будем, – отвечал Гришка.

– Так мы ж тоже все при царе.