Суровый воздух

Девушка вьюном выскользнула из рук Остапа и, смеясь, впорхнула в кузов. Далеко впереди, из-за степного кургана, появились какие-то странные предметы, похожие на стадо черепах. Они быстро двигались навстречу. Залитая солнцем дорога вихрилась за ними черной пылью. Из кузова можно было разглядеть, что это колонна танков. Через минуту стал слышен нарастающий мощный гул железа. Вот танки скрылись за зеленым островком акации и снова показались на возвышенности. Лязг и скрежет могучих машин заглушил гудение полуторки. Водитель, уступая дорогу колонне, свернул на обочину. Летчики узнали знаменитые танки. Пушки на башнях танков были повернуты назад, люки открыты. В передней машине, высунувшись до пояса, стоял танкист в синем комбинезоне и черном ребристом шлеме. Завидев летчиков, он переложил флажки в левую руку и козырнул. Остап и Черенок ответили на приветствие, а Таня, улыбнувшись, помахала рукой. Лицо танкиста, серое от пыли, расплылось в улыбке, ослепительно сверкнули зубы. Грохоча гусеницами, танк промчался мимо. И тут лишь Черенок спохватился. Эта широкая открытая улыбка, такая знакомая…

– Постой, – на мгновение заколебался он, – нет, не может быть, не вспомню.

Черенок покачал головой, сожалея о том, что не такто просто удержать в памяти огромную массу человеческих лиц, с кем сталкивала его судьба. О том, что встреченный танкист был его друг Сергей Пучков, ему и в голову не пришло. Слишком невероятной была эта встреча.

После обеда экипажи разбрелись кто куда. Каждый использовал время по-своему. Борода, выпив добрый кувшин молока, лег спать, строго наказав дневальному, чтобы не забыл разбудить его к ужину. Оленин и Попов, пододвинув к распахнутому окну стол, сняли с себя гимнастерки, и через минуту стол уже трещал от ударов костяшек домино. Черенок достал планшет, положил его на колени и, вынув лист бумаги и карандаш, стал писать письмо Галине. Мысли опережали одна другую. Он писал и в своем воображении вел немой разговор с девушкой, повторяя сказанные ею когда-то слова, представлял ее улыбку, все, все, что он в ней так любил. Галина стояла перед ним светлая, свежая, в голубой кофточке, какой она запомнилась ему в день разлуки на берегу Кубани. Вдруг в предвечерней тишине судорожно ахнуло. Зенитный залп, словно камень, толкнул в грудь.

– Возд-у-у-у-у-ух! – пронеслось по зданию. Задребезжали стекла. Все, кто находился в помещении, мгновенно оказались на ногах.

– По щелям! – раздался снизу встревоженный голос начальника штаба. Привыкшие к таким командам, летчики быстро натягивали на себя одежду, выбегали во двор.

Оленин, не выпуская из рук костяшек, взобрался на подоконник и выглянул наружу.

– Не видно ничего… Разведчики, должно быть, шныряют, – равнодушно сообщил он, усаживаясь опять за прерванную игру.

– Тут, видать, не разведчиком пахнет, – выглянув в окно, сказал Попов.

– Пойдем-ка и мы вниз… – раздались голоса, и все двинулись вслед за Авериным. Оторвавшись от письма, Черенок прислушался. Гулкие удары крупнокалиберных орудий смешались с треском пушек, автоматов. В здании никого уже не осталось. Положив в планшет недописанное письмо, он вместе с Бородой спустился с третьего этажа. На дворе было пусто, только в стороне, возле кухни, одиноко маячила фигура Зандарова, смотревшего в небо. С запада, со стороны солнца, курсом точно на вокзал подлетали шестерки бомбардировщиков.

– Ого! – воскликнул Борода и потащил Черенка к укрытию. Зандаров что-то крикнул. Борода взглянул на небо. От самолетов, облепленных со всех сторон клубками разрывов, отрывались бомбы.

Т-и-и-и-о… – раздался хватающий за душу пронзительный звук, и Борода, хлопнув себя по ляжке, вмиг очутился на дне щели. Черенок и Зандаров последовали за ним.

Громовой удар потряс землю. Летчики повалились друг на друга.

Хр-ряк!.. Хр-ряк!.. Хряк! – гремело наверху. Взрывы приближались. Ближе, ближе. Ураган пламени взвился чудовищным букетом В грохоте и дыме в воздухе замелькали балки, щепки, какие-то бесформенные черные клочья. Факел сраженного «юнкерса» пронесся над крышей и врезался в полотно железной дороги. Полуоглохшие, засыпанные землей * и пылью летчики лежали не двигаясь. В ушах звенело, свистело, трещало. Черенок поднял на секунду голову: цепочка «юнкерсов», преследуемая пачками рвущихся снарядов, разворачивалась в воздухе. Едкий запах тротила плыл над укрытием.

– Эй, братцы кролики, как вы там? Живы? – донесся словно из могилы голос Остапа.

– Еще заходят… – прокричал Зандаров, но оглохший Черенок понял его лишь по движению губ.

– Двадцать семь, двадцать восемь… минус два сбитых… так… «мессершмиттов» десять. Штопорнуло три… – спокойно считал Зандаров.

– Лежит, как на пляже! – возмутился Черенок. – Человек ты или кто? – крикнул он, оборачиваясь к Зандарову.