– Да разве вы не знаете, что у меня есть друг, и я жду его?
– Не надо! Не говорите об Остапе, – перебил Аверин. – Я знаю Я очень уважаю его. Он прекрасный летчик и товарищ, но он не сумеет оценить вас. Не сумеет. Или вы думаете, что он в госпитале ведет себя как святой?
Губы девушки обиженно дрогнули. Что сказать ему? Что?
– Ну, отвечайте, Танюша, – не отставал Аверин. – Отвечайте!
– Не будем говорить об Остапе, я достаточно сама знаю его, – сказала она. – Вы человек красивый, храбрый и… и… но сердце не лежит к вам.
– Вы еще не знаете, какое огромное чувство горит в моей груди! Мне никого, кроме вас, не надо! – воскликнул летчик, воодушевленный ее кажущимся колебанием, и скользнул руками по тонкой девичьей талии.
– Танечка, Танюша… – шептал он, крепко прижимая ее к себе.
Берет упал с головы девушки, и в тот же миг сильный толчок в грудь заставил летчика отступить назад… Таня быстро нагнулась, подняла берет и выпрямилась.
– Оставьте! – возмущенно проговорила она. – Как вы смеете? Как можете дурно отзываться об Остапе?! Да мы с ним больше двух лет дружим, а он никогда не позволял себе такого…
Аверин, удивленный ее ответом, молча смотрел на искаженное гневом и обидой лицо девушки. Стараясь преодолеть охватившую его растерянность, он развязно выставил вперед ногу, заложил за спину руки и сказал с грубой насмешкой.
– Прикидываешься недотрогой… Знаем, как ты себе не позволяешь…
– Лжете! – крикнула она и влепила ему пощечину. Аверин схватился за щеку. Таня исчезла в темноте. Аверин скрипнул зубами, жадно закурил и быстро ушел в другую сторону. В нем все кипело. Все надежды, лелеемые им, разлетались в прах. Это была уже не просто неудача. Мысль, что Таня для него потеряна теперь навсегда, вызвала в сердце такую боль, какой он никогда не испытывал.
– Глупец, глупец… – твердил он себе бессознательно, чуть ли не бегом проходя мимо совхозного хутора.
Черный горизонт начал заметно светлеть. Откуда-то из-за далеких курчавых холмов появился холодный, голубоватый свет, и неожиданно в небо выплыл месяц. Цепляясь острыми концами за вершины деревьев, он с неохотой ложился на свой неизменный небесный курс.
Аверин остановился, тяжело вздохнул и повернул к общежитию. Там не было ни души. Все были на вечере. Летчик устало опустился на скамью и задумался.
«В чем дело? – допрашивал он себя. – Почему мне так не везет? Говорят, и собой неплох, и храбр не меньше других, и как будто неглуп, а вот не любит меня девушка!»
Внимание его привлек зацепившийся за уголок ордена светлый, как паутинка, Танин волос. Он снял его, осторожно поднес к свету, посмотрел и дунул. Волосок, медленно извиваясь в воздухе, исчез.
Через неделю после праздника в полку стало точно известно о предстоящем большом перебазировании.
Штурмовикам предстояло сделать скачок из Крыма далеко на северо-запад, в Полесье, где проходила линия Второго Белорусского фронта. Обычно при дальних перелетах летные экипажи перебазировывались по воздуху, в то время как технический состав со штабами и службами большей частью ехал на машинах или по железной дороге. Хорошо, если на такой случай находились транспортные самолеты, тогда весь полк почти одновременно перебрасывался на новое место. Но бывало и так, что летный состав, совершив перелет, вынужден был бездействовать в ожидании, пока приедут техники. На этот раз генерал поставил задачу – сократить время передвижения наземного эшелона до минимума. На вторые сутки после прилета на аэродром штурмовики должны быть готовы вступить в число действующих авиачастей фронта.
– Аэродром вашего полка находится в семи километрах от передовой, поэтому предупреждаю всех, во избежание курьезов, быть особо внимательными при подходе к своему аэродрому, – предупредил Хазарова Гарин.
При отсутствии транспортных самолетов задача, поставленная командиром дивизии, была не из легких. Но в полку нашли решение. На собрании Хазаров объявил:
– Вы, товарищи техники и оружейники, расписаний групп и маршрутов наземного эшелона не ждите. Его не будет. В воздух уйдем все вместе. Полетим на своих машинах. Да, не удивляйтесь, товарищ техник-лейтенант Ляховекий, – повернулся он к старшему технику эскадрильи Черенка, – все полетим на «илах». Людей разместите так: по два человека в задней кабине, а остальным членам экипажа – в бомболюки. Более фешенебельных кают предложить не могу. Летчикам следует учесть, что в люках они повезут не бомбы, а живых людей, своих товарищей. О каких-либо летных происшествиях не может быть и речи. Как подготовить для этой цели бомболюки, сейчас говорить не буду. Подробные указания получите от старшего инженера. Надеюсь, что технический состав сделает все необходимое для собственной безопасности в пути.