Суррогатная мать

– По рекомендации специалистов я не пила алкоголь все время, пока мы пытались забеременеть.

“Действительно, – подумала Рут, – каким же чудом я в таком случае все еще способна рожать здоровых малышей, если в обе беременности не отказывала себе в стаканчике”. Но вместо этого сказала:

– Конечно, дорогая, если все получится, вы с Дэном будете у руля. Обещаю.

– У меня есть список продуктов, которых следует избегать, и БАДов, которые нужно принимать на этапе до зачатия. Отправлю тебе его по почте, – сказала Лорен. – Еще отдам тебе те, что пила сама и не закончила, потому что начинать надо уже сейчас, ладно?

Рут кивнула. Она поняла, что придется привыкать к тому, что родная дочь будет ею командовать: только так Лорен сможет держать себя в руках, пока у нее отнимают статус матери. Она решила прикусить язык, как бы это ни раздражало.

* * *

Рут не могла заставить себя поехать в офис: ее отвлекало радостное чувство предвкушения, к тому же необходимо было поразмыслить, поэтому она сразу направилась домой. Закрывшись у себя в кабинете, она прочитала оба заявления о согласии, которые дала Ванесса: на множестве страниц юридическим языком были описаны риски для физического и душевного здоровья, правовые условия, финансовые вопросы, возможные проблемы, связанные с человеческим фактором, и условия получения консультаций. Время от времени в тексте появлялись пустые поля, в которые нужно было вписывать инициалы, а в конце стояло место для подписи. Она заполнила свой экземпляр, проставила дату и расписалась. Согласие Адама лежало на столе и, словно вопрос без ответа, дожидалось какого-то решения. Внезапно ее охватило отвратительное искушение подделать его подпись и отправить оба документа в клинику – одной проблемой стало бы меньше. Но об этом не могло быть и речи: если он узнает, то придет в ярость – он не сможет ни простить, ни забыть и тот ее поступок. Она заставит его подписать документы, когда наступит подходящий момент. А пока ей нужно немного покоя.

Она открыла большую семейную Библию, принадлежавшую отцу, самую старую книгу в ее кабинете, толстый коричневый том потрепанных страниц в потрескавшейся кожаной обложке, с оторванным в нескольких местах корешком. В нос ударил запах пыли. Пустые страницы в начале и в конце были испещрены надписями, сделанными каллиграфическим почерком: информация обо всех свадьбах, рождениях и смертях с начала XIX века до свадьбы ее родителей. Десятки разных рук описывали свою жизнь, а затем передавали книгу новым поколениям.

Когда Рут была маленькой, Библия занимала целую полку большого книжного шкафа в гостиной их дома, вместе с энциклопедиями и автомобильными журналами отца, отсортированными по дате выпуска и сложенными в стопку, чтобы заполнить оставшееся место. Мать раздражало, что Библия хранилась дома: она считала ее вместилищем пылевых клещей. Но когда мать уходила по делам, Рут доставала ее с полки и, положив на колени, бережно листала страницы, поражаясь древности и значимости этой книги. Она представляла, как ее предки записывали приливы и отливы жизни, когда новорожденные издавали первый крик или последний гвоздь вбивался в крышку гроба. Она изо всех сил пыталась произнести самые редкие для нее имена: Фирца, Эфраим, Хеттура; и с тревогой отмечала мимолетность некоторых жизней, оборвавшихся до ее рождения.

Она представила, как Лорен или Алекс наткнулась бы на Библию, убираясь в доме после ее смерти. Сохранят ли они ее или отдадут в магазин при какой-нибудь благотворительной организации? Она никогда не показывала ее им – или Адаму – и не вписывала туда свой собственный брак или их рождение. Ей это никогда не приходило в голову, и теперь она задалась вопросом почему. Но это и к лучшему: никто случайно не обнаружит спрятанные в ней документы. Она сложила оба экземпляра, засунула между Книгой Иова и Псалмами, а затем поставила Библию на место. Кожа на тыльной стороне ладоней начала зудеть, как и много лет назад. Рут не удержалась и расчесала их до боли и красноты: пылевые клещи. Она вымыла руки, вернулась в кабинет и сверилась со списком дел, который составила в поезде. Главной была Белла.

Рут позвонила ей.

– Прости, что не выходила на связь, но прежде, чем я объясню почему, хочу кое-что уточнить. Ты так и не ответила мне по поводу Ани: как я понимаю, мои трансатлантические звонки сработали?

– Ой, я хотела тебе написать. Ты сотворила чудо: ей вдруг понравились все сцены, которые она ненавидела раньше. Сказала, что новая версия имеет “поистине важное и неподдельное качество – почти толстовское”. Эту фразу ты ей подсказала?

– Может быть, – сказала Рут. – Ты же знаешь меня, в кризисной ситуации я склонна преувеличивать и продавливать свою точку зрения.

Белла засмеялась: она вела себя как раньше, и Рут воспользовалась моментом:

– Знаю, в последнее время меня не было на работе, я часто не брала трубки, и мне очень жаль, но, как я говорила, Лорен нужна помощь, и боюсь, что мне нужно взять отпуск на следующие пару недель. – Она замолчала. – Я понимаю, что не вовремя…