Суррогатная мать

– Ты сказал, что между нами не должно быть тайн, и я вспомнила, как сделала кое-что, что может тебя очень сильно рассердить. Но я пошла на это ради Лорен. Надеюсь, ты меня поймешь. – Рут посмотрела на него умоляющим взглядом, но Адам молчал. – Так вот, у Управления по оплодотворению и эмбриологии человека масса дурацких правил и рекомендаций для тех, кто решил вынашивать чужого ребенка, поскольку в первые месяцы жизни малыша, пока Лорен и Дэн не получат родительские права, формально мы с тобой… – она запнулась.

– Законные родители ребенка, которого ты вынашиваешь, – четко проговорил Адам, как будто выучил эти слова наизусть. – И кстати, Рут, это никакая не формальность, а закон.

Рут поняла, что ее загнали в угол. Ну конечно же, он знает закон о суррогатном материнстве, разве могло быть иначе?

– В общем, в клинике Маринелла мне давали документы, которые, по идее, должны были подписать мы оба, давая свое согласие.

Адам скрестил руки на груди.

– И, как я понимаю, ты пустила в ход свой дар убеждения, уговорив их забыть о моем мнении? – Он снисходительно ухмыльнулся. – Я прав?

Рут захотелось сбежать из комнаты или упасть в обморок. Она потупила взгляд, рассматривая свои руки, и призналась:

– Я подписала согласие.

– Это я уже понял, – сказал Адам, будто консультируя клиента, который явно темнит. – Но ты же сказала, что бумажки было две: одна для тебя, другая для меня. И что, они услужливо согласились забыть про мою? Не волнуйся, это не проблема. Я разберусь еще до того, как мы передадим права.

– Честно говоря, – еле слышно произнесла Рут, – я подписала обе. За тебя. Вот, как-то так… – На одном из ее пальцев торчал заусенец. Она оторвала его и наблюдала, как из раскрытого ногтевого ложа сочится кровь.

В конце концов долгая тишина заставила ее поднять глаза к его лицу, которое превратилось в потускневший серый камень.

– Ты подделала мою подпись? – сказал он настойчивым шепотом, четко выговаривая каждое слово.

– Ну, не один в один, но…

Адам перебил ее, заговорив гораздо громче и едва сдерживая гнев:

– Чтобы ты знала, это очень подлый и аморальный поступок с твоей стороны – ты плюнула на мои права и растоптала. Ради всего святого, я же барристер и попал в шорт-лист для собеседования на пост судьи! На моей репутации не должно быть ни пятнышка! Но я женат на женщине, которая готова бездумно поставить мою подпись на имеющем юридическую силу документе, если этого требует цель. – Он посмотрел на нее, прищурив глаза, и покачал головой. – Судя по всему, ты свела мои шансы к нулю. Но тебе ведь опять все равно, да?

Рут вздрогнула.

– Адам, прости. Ты даже не волнуйся, мне нужно было расписаться всего один раз, и получилось точь-в-точь, как у тебя! Никто даже не догадается.

Адам схватился за голову. Какое-то время он сидел молча, и вдруг прозвучал его бурлящий эмоциями голос:

– Ты даже не понимаешь! – крикнул он, глядя ей в глаза. – Все! Я так больше не могу! Я устал разгребать за тобой то, что ты наворотила!

Адам вышел из кухни и поднялся по лестнице. Рут слышала, как он ищет на чердаке чемодан и ходит из комнаты в комнату, собирая свои вещи.

* * *

Шейла приехала на следующее утро в восемь – с цветами и завтраком. Накануне вечером, возвращаясь из театра, она получила безумное сообщение от Рут, но не смогла до нее дозвониться. Рут проводила ее в гостиную и во всех красках рассказала ей о разрыве. Когда ее монолог закончился, Шейла сказала:

– Ты стала… не знаю… спокойнее что ли? Неужели смирилась?

– Я разбита, – сказала Рут, оторвав полоску от булочки с изюмом. – Не ожидала, что он действительно уйдет. С другой стороны, он неделями меня игнорировал, не считая странных, тщательно продуманных упреков, поэтому со временем я просто перестала что-либо чувствовать. Я годами терпела то же самое от матери, и меня это закалило.

– Я помню, – подтвердила Шейла. – Но твоя мать была злой и несчастной. Адам же – хороший человек, который очень страдает.

Рут сидела с набитым ртом, но кивнула, и на глазах появились слезы.

– Знаю, и я была так счастлива те два часа, когда мы вели себя как раньше: разговаривали, обнимались, смеялись. А потом… – Она замолчала, вытирая слезы со щек.

– Моя хорошая, – заговорила Шейла и потянулась к ней.

– Нет-нет, не надо, – отмахнулась Рут. – Если бы я сказала ему в тот вечер, когда он узнал о беременности, он бы даже внимания не обратил, зато теперь, – сказала она, горько усмехнувшись, – видите ли, жена, причастная к подделке документов, портит его резюме. И ведь это никогда не вскроется! Вот в этом-то вся и беда Адама: он зацикливается на принципах и не видит дальше своего носа. Он такой… – Она задумалась, пытаясь вспомнить слово “негибкий”.

– Высокоморальный? – попробовала угадать Шейла.

– Нет, я имею в виду другое, – настаивала Рут. – Он привык всегда ставить этические рамки и делить все на черное и белое, хотя в жизни все гораздо сложнее, – сказала она и выдохнула. – Но если он так сильно меня презирает, тогда, пожалуй, нам лучше разойтись.

– Да брось, – возразила Шейла. – Он вернется, вот увидишь.