Суррогатная мать

Эстер отвезли в клинику и поместили под надзор психиатра. Фил верил, что его — он до сих пор не мог воспринимать этого человека как женщину — признают душевнобольным, и это только вопрос времени. С ребенком все было хорошо, и скоро его должны уже вернуть отцу. Фил надеялся, что Грэм Идес будет в состоянии справиться с его воспитанием.

Бразертону предстояло предстать перед судом за покушение на убийство. А против Софи Гейл-Крофт было официально выдвинуто обвинение в убийстве.

Фил вспомнил похороны Клейтона.

Это было самое тяжелое для него. Церемония проходила в баптистской церкви Колчестера на Элд-лейн, в самом центре города. Здание в грегорианском стиле казалось инородным телом на фоне громадного торгового пассажа из красного кирпича, построенного в восьмидесятые годы и занимавшего бо́льшую часть центрального района.

Фил стоял, держась за резную спинку деревянной скамьи, и его поразило то, каким маленьким кажется гроб по сравнению с трубами органа.

Священник говорил о том, что человеческая жизнь коротка, и Фил знал, что все в этом зале подумали, что у Клейтона она получилась короче, чем у большинства людей. Двадцать девять лет… Его попросили сказать что-то от имени сослуживцев, но он не смог заставить себя сделать это. Слишком много боли, слишком сильное чувство вины. Он попросил Бена Фенвика выступить.

Священник продолжал говорить о великом даре — надежде. Фил посмотрел по сторонам. Мать и сестра Клейтона казались сломленными и потерянными, даже Анни была вся в слезах. И он подумал, что немногие могли похвастаться этим даром.

Когда все закончилось и присутствующие потянулись к выходу, к нему подошел Фенвик.

— Его семья устраивает поминальный прием. Нас пригласили.

Фил покачал головой.

— Идите без меня, — сказал он.

— Я думаю, они хотели бы видеть вас.

— Сходите сами, Бен.

Фенвик кивнул. Но не двинулся с места. Он хотел сказать что-то еще. Фил ждал.

— Знаете, все это может всплыть. Насчет… Клейтона. На суде по делу Софи Гейл.

— Я знаю.

— Я хочу сказать, что сделаю все, что смогу, но…

— Я знаю, что вы постараетесь.

Фил смотрел, как все выходят из церкви. Мать Клейтона вели под руки.

— Сделайте, что сможете, Бен.

И он направился к выходу.

Он пытался связаться с Мариной, но это ему никак не удавалось. Она не появлялась на работе, и дома ее, по понятным причинам, тоже не было. Доктор посоветовал ей взять небольшой отпуск. Она должна отдыхать и надеяться, что с ребенком все будет хорошо. С их ребенком. Никто не знал, где она сейчас.

Тони Скотт после нападения выжил, но из-за многочисленных травм головы все еще был в коме. Фил разговаривал с сиделками и знал, что Марина приходила к нему.

Он по-прежнему по воскресеньям обедал у Дона и Эйлин.

Первый раз был самым неудачным. Эйлин приготовила великолепное жаркое. Его запах и вкус всегда ассоциировались у Фила с уютом и безопасностью. Но только не в этот раз. Сидя за столом, он вдруг обнаружил, что не может выносить любимой еды.

Дон сам был полицейским. Он знал, через что пришлось пройти Филу. Или думал, что знает. Они с Эйлин слышали о Клейтоне, Эстер, Крофте и об остальных участниках этого дела. Только не о Марине. Они не расспрашивали его, но он знал, что, если бы захотел рассказать им об этом, они были бы благодарными слушателями. А если он этого не сделает, они тоже поймут.

Положив нож и вилку, он отодвинул тарелку и пробормотал что-то извиняющимся тоном.

Эйлин понимающе кивнула и ничего не сказала.

Фил не шевелясь сидел за столом. Он не сознавал, что плачет.

Эйлин накрыла его руку ладонью. Дон тоже был рядом.

Они еще долго сидели так, все вместе.

А сейчас Фил был дома один. Пил пиво, слушал музыку.

Он снова взглянул на конверт и допил бутылку. Поставил ее, взял в руки письмо и начал читать.