Суррогатная мать

Марина подошла к Фенвику и посмотрела ему прямо в глаза. Фенвик вздрогнул, но с места не сдвинулся.

— А если, пока Бразертон будет находиться здесь, у нас, произойдет еще одно убийство? Вы возьмете ответственность за это на себя?

— Марина, психология — это одно, — сказал Фенвик назидательным тоном, — а вещественные доказательства в реальной жизни — совершенно другое. Арестуйте его.

Он повернулся и быстро вышел.

Установившаяся после его ухода тишина звенела в ушах громче их стычки.

— А пока все это будет происходить, настоящий убийца будет на свободе, — сказала Марина. Ее слова упали в эту мертвую тишину, словно камень, брошенный в пропасть.

Голос ее затих, но злость никуда не делась. Все взгляды переходили с нее на Фила. Он чувствовал их на себе и понимал, что должен что-то предпринять. Восстановить контроль над ситуацией.

— Давайте задерживать Бразертона, — наконец сказал он.

Марина повернулась к нему.

— Но Фил…

— Нам не оставили выбора. У нас есть свои возражения, но кроме этого мы ничем больше не располагаем. Так что сейчас мы привезем его сюда.

Марина отвернулась от него.

— Но я хочу, чтобы ты поработала с ним вместе со мной, Марина. И если это не он, я хочу, чтобы его как можно скорее отпустили.

По-прежнему стоя к нему спиной, она молча кивнула.

Фил вздохнул, стараясь не обращать внимания на стягивавшее грудь кольцо.

— Хорошо, — сказал он. — Поехали за ним.

Глава 35

Эстер оглядела дом и осталась довольна увиденным.

Она убрала инструменты, развесила на специальные крючки возле двойной двери косы, предварительно почистив их лезвия и смазав маслом. Потом она подмела жилую часть дома и поставила старую оцинкованную ванночку посреди комнаты, чтобы это было первым, что увидит ребенок, когда появится в своем новом жилище. Она вымыла посуду и прибрала в кухне. Она даже приставила лестницу к стене и крепче прибила лист черного пластика, прикрывавший сгнившую деревянную балку под крышей в передней части дома, чтобы оттуда не пробивались дождь и ветер. Все было готово.

Удовлетворенная, она села в кресло.

— Женская работа никогда не кончается, — сказала она, улыбаясь самой себе.

Все должно получиться хорошо. Скоро ее муж уйдет, чтобы найти следующую суррогатную мать. Потом он принесет домой нового ребеночка. Она хихикнула. Разве это не песня? Во всяком случае, звучит как песня. А если это и не так, то, значит, будет так.

Она положила руки на колени. Она больше не думала о ребенке, который умер. Не позволяла себе этого делать. Он закопан там, в саду, рядом со свиньями. Она никак не отметила его могилку. Она не хотела, чтобы ей что-то о нем напоминало. Это было уже в прошлом. А о прошлом задумываться не стоит. Она знала это по своему горькому опыту. Каждый раз, когда она начинала думать о прошедшем, ее охватывала тоска. Если она станет думать об умершем младенце, то может затосковать. А если уж она начнет тосковать, то кто знает, о чем будет думать в следующий момент? Например, о себе… перед тем как стала такой, какая сейчас, о своей сестре…

Сестра. Она старалась не думать о своей сестре. Никогда. Она по-прежнему скучала по ней. Когда-то они были близки. Но теперь ее больше нет. Уже очень давно.

Эстер вскочила и принялась бить себя по лицу, чтобы как-то прочистить мозги, не дать мыслям пойти по все той же проторенной дорожке. С каждым ударом она издавала глухой стон. Ей нужно было что-то сделать, чтобы увести свое сознание прочь… прочь… от этого.

Она открыла боковую дверь и вышла во двор. Там все было так, как она оставила. Рядом с колодой для рубки мяса лежал топор. У стены дома — дрова, накрытые брезентом. На красноватой твердой земле валялись ржавеющие двигатели и какие-то рассыпающиеся детали от нескольких старых автомобилей. Два старых холодильника, стойка для журналов, насквозь пропитавшийся водой диван, несколько пластмассовых ящиков для бутылок, груда кирпичей. Найденные на свалках предметы, которые предстояло разобрать и снова найти им применение. В загородке из проволоки, возле огорода, что-то клевали куры. Еще дальше за деревянным забором расположились свиньи. Она глубоко вдохнула, и все эти запахи смешались у нее в легких. Так пахнет ее дом.

День был холодным, пронизывающий ветер впивался в лицо, словно душ из ледяных иголок. Она стояла позади дома и смотрела на реку. Она видела знакомые очертания порта, куда приходили суда из Европы, чтобы оставить здесь свой груз. Какие они огромные, эти контейнеры… Она не знала, что в них находится, и даже никогда не задумывалась над этим. Просто следила, как их снимают, разгружают, потом ставят на место. И они направляются к себе домой, в другую страну. Эстер никогда не была ни в какой другой стране. Она даже никогда не была в порту на другом берегу реки. Все, что находилось вне дома, было для нее все равно что заграница. С другой стороны, место женщины — в ее доме. За его пределы выходил только ее муж.