— Я очень рад за вас. Эмма, я хочу, чтобы ты осталась и лечила меня. Считай это моей блажью, но я напишу тебе плохие рекомендации, если ты откажешься.
— Это не блажь, а чистой воды шантаж! — возмутилась Эмма, нервно сцепив пальцы. — Как ты себе это представляешь? Чего мне это будет стоить?
— Я удвою гонорар за твои услуги.
— Да разве дело в деньгах?
Эмма чуть не взвыла от бессильности. Он опять уверен, что ей нужны только деньги. А о душевных её переживаниях он подумал? Как он себе это представляет?
Хлопнула дверь и огромный холл наполнился звуками шуршашей одежды. Эмма сидела к открытой двери спиной, но чувствовала, как деревенеют мышцы и наливаются свинцовой тяжестью. Послышался звук шагов и раздался женский голос:
— Герр Шульц мы вернулись с прогулки пораньше — Лео нужно переодеть.
Эмма прикрыла глаза, чтобы подавить свою панику и спрятать вспыхнувшие чувства. Шея окаменела не в силах повернуться и посмотреть на вошедших. И в то же время какая-то немыслимая тяга, которой она отчаянно сопротивлялась, звала её обернуться, убедиться, что не_её мальчик здоров и подрос.
Ник улыбнулся своему племяннику и обратился к няне:
— Элеонора, познакомьтесь с медсестрой, которая будет заниматься моим лечением. Эмма, это — Элеонора, няня нашего Лео.
Нашего! Нашего… Его назвали Лео — билось у неё в голове, когда она встала и развернулась. Последние силы ушли у неё на то, чтобы равнодушно улыбнуться и кивнуть пожилой женщине, держащей на руках ребёнка. Мазнула взглядом по прищуренным глазам, внимательно её изучающих, и растворилась в синем знакомом взгляде, на этот раз детском. Её жадный взгляд скользил по округлому личику с розовыми щёчками и пухлыми губками. Маленькие пальчики выглядывали из комбинезона и хватались за яркий платок на шее няни. Эмма поймала себя на том, что непроизвольно качнулась вперёд в попытке ощутить сладкий детский аромат. Смутилась и растерянно сказала:
— Очень приятно..
— Взаимно, — ответила ей Элеонора прохладным голосом и подарила обеспокоенный взгляд. — Ну мы пойдём с Лео наверх.
— Конечно.
Ник проводил их взглядом и обернулся к Эмме, поймав её затравленное, полное боли выражение глаз. В следующее мгновение она не выдержала и разразилась слезами. Ник сначала опешил, но тут же понимание обожгло его и он обнял Эмму, привлекая её к себе. Она вцепилась пальцами в футболку у него на груди и выплакивала всё своё отчаяние и одиночество. Она плакала за все прошедшие с последней их встречи месяцы, когда не позволяла себе поблажек и жалости.
Слёзы всё лились и лились, пока футболка Ника не промокла насквозь. Он гладил её волосы горячей рукой в успокоительном жесте и думал, а не много ли он от Эммы потребовал? Зачем он настаивал на её присутствии, когда не мог ей обещать ничего, кроме денег. Но даже они не стоили той душевной боли, которую она ощущала и отголоски которой задевали его. И в то же время, когда она вот так доверчиво прижималась к нему и позволяла заглянуть к себе в душу, Ник понимал, что не в состоянии её отпустить, сказать "прощай" и закрыть навсегда за ней дверь. Он так поступил однажды и обманывал себя в попытке её забыть. Он лишь мог догадываться, чего это стоит ей, но и сам не был равнодушным.
Наконец Эмма взяла себя в руки и попыталась отстраниться, и Ник с неохотой позволил это.
— Ну что, тебе полегчало? — тихо спросил мужчина. — Ты готова остаться и подумать, что нам теперь делать?
Нам? Эмма непроизвольно вздрогнула, вытирая остатки слёз. Значит, он намеревался повторить своё предложение? И что она могла ответить, после того как своей истерикой вывернула перед ним душу наизнанку? Измученная она проговорила тихим голосом:
— Я… я не знаю. Я не могу сейчас принять адекватного решения. Пойду умоюсь.
— Ванная комната справа по коридору.
— Спасибо, я помню…
Запершись в ванной Эмма взглянула на себя в огромное круглое зеркало над раковиной. От увиденного захотелось рассмеяться или же снова снова заплакать — это как на отражающуся "красотку" посмотреть. Редко когда Эмма видела себя такой безобразной, только в моменты критического состояния Марты. Лицо её было испачкано потёкшей тушью, опухшее и мокрое от слёз. Ресницы склеились, а глаза были красные как у кролика. Растрёпанные пряди выбивались из привычного ей конского хвоста. Эмма распустила волосы, причесала их пальцами и снова собрала их резинкой. Потом с наслаждением умылась, смывая остатки макияжа, и почувствовала небольшое облегчение от соприкосновения с холодной водой.
— Вот так-то лучше, — сказала она себе в зеркало и как всегда в такие моменты напомнила. — Ты же сильная Эмма, соберись. Отец перед смертью сказал: "Жизнь ломает каждого". Так вот, пусть она обломится — я гибкая.
С этими словами она вышла и наткнулась на Никласа, подпирающего в коридорчике стену. Увидев её он шагнул на встречу и только сейчас она обратила внимание на то, как его перекосило.
— Тебе лежать надо, а ты "скачешь", — устало заметила Эмма.