Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века

Но даже без того, что говорила ей мать, Сьюзен пришлось бы врать, потому что в те времена гомосексуалистов считали извращенцами и преступниками. Дискриминирующие гомосексуалистов законы отменили на всей территории США лишь в 2003 году. Несмотря на то что Зонтаг всю жизнь не афишировала свои «лесбийские наклонности», ее сексуальность во многом определяла целеустремленность, с которой она относилась к своему творчеству. «Мое желание писать связано с моей гомосексуальностью, – писала она. – Моя самоидентификация нужна мне в качестве оружия для того, чтобы бороться против нападок со стороны общества. Конечно, это не является оправданием моей гомосексуальности. Но, насколько я чувствую, это дает мне право… Я чувствую себя геем и поэтому являюсь более ранимой. Из-за этого мне еще больше хочется спрятаться, быть невидимой, и именно так я в любом случае себя и чувствовала»[217].

Спустя десять лет, в 1959 году, Сьюзен писала, что может «быть только тем писателем, который себя обнажает и выставляет напоказ»[218]. В этом предложении выделяется выражение «обнажает и выставляет напоказ», которое звучит очень по-мужски. Многие критиковали Зонтаг за то, что она ставит интеллектуальное выше физического или эмоционального, что, в свою очередь, создает дополнительную дистанцию между автором и описываемым им героями. Именно это и произошло в «Паломничестве», в котором целый ряд странных правок снижает градус исторической достоверности, необходимый в любых мемуарах.

Настоящая драма в «Паломничестве» не имеет никакого отношения к тому, кто на самом деле позвонил в дом Маннов, поехала ли Сьюзен к писателю с одним или двумя друзьями, а также к тому, приехали ли они к четырем или к шести часам. Драматизм истории имеет отношение к ее сексуальности, которая, как она неоднократно намекает в самом тексте, является гетеросексуальностью. Она упоминает своего приятеля Питера Хайду: «Бойфрендом должен быть не просто лучший друг, но мужчина, который меня выше. В этом смысле Питер мне подходил». Она пишет, что считает Меррилла очень привлекательным, и заявляет, что «желала слиться с ним или чтобы он слился со мной». Однако Меррилл ей не подошел – «он был на несколько сантиметров ниже меня. В такой ситуации все остальные барьеры уходили на второй план».

ОНА НЕ УТОЧНЯЕТ, КАКИЕ У МЕРРИЛЛА БЫЛИ ДРУГИЕ БАРЬЕРЫ. НА САМОМ ДЕЛЕ БАРЬЕРОМ БЫЛО ТО, ЧТО МЕРРИЛЛ БЫЛ ТАКИМ ЖЕ ГОМОСЕКСУАЛИСТОМ, КАК И ОНА САМА, И КАКИМ БЫЛ ТОМАС МАНН.

Это и является главной темой всей истории, которая первоначально называлась «Ария о смущении»[219]. Текст начинается словами: «Все, что имеет отношение к моей встрече с ним, покрыто цветом стыда». Эта мысль неоднократно звучит в эссе, что подтверждает ее значение. Она пишет о «слегка постыдном заболевании», от которого умер ее отец. Пишет о том, что, когда Меррилл предложил посетить Манна, «моя радость превратилась в стыд». Пишет, что во время звонка чувствовала себя «парализованной ужасом», и называет себя «трусом». Она ощущала «стыд и ужас», упоминает, что была «еще одна неловкость», потом «еще неловкость», и какой «неловкой» была вся ситуация, как она чувствовала «стыд и подавленность», как все было «недозволенно и неуместно», вспоминает «чувство смущения» и «что-то постыдное».