Существование

Вот в чем, оказывается, дело – это был запах споранов. По незнанию он их, должно быть, немало оставил на телах. Вон, Сыч целых шесть штук таскает и еще один уронил, выпотрошив затылок пойманного каннибала. Надо будет обязательно вернуться к тому месту и подобрать, благо запах такой, что долго искать сокровище в высокой траве не придется.

Двадцать штук на ведро? Однако-однако… немало.

Но есть у Трэша кое-какие мысли насчет того, где можно столько найти.

Увы, как он ни торопится припасть к ведру с чудом, правильнее будет подождать до вечерних сумерек. Внутренний голос не успевает напоминать, что ночь – самая благоприятная пора для того, кто не хочет лишний раз попадаться на глаза.

Однако оставшиеся до темноты часы не стоит растрачивать в праздности. Для начала нужно устроить еще одну психологическую накачку Чавку, не то он уже все вокруг слюной забрызгал, не сводя голодного взгляда с нервничающего по этому поводу Сыча. И что странно – реакция на женщину куда спокойнее, поначалу мрачные намеки делал, но быстро забыл эту тему.

Может, мужчины вкуснее?

Итак, начать следует с Чавка. Надо вбить в его тупую голову, что новый член стаи очень ценен, с него пылинки полагается сдувать и уж употреблять его на ужин нельзя ни при каких обстоятельствах.

Затем…

Затем пойдет информация – Трэш станет пытать Сыча дальше и дальше. Тот, несмотря на показную словоохотливость, без настойчивых наводящих вопросов ничего полезного рассказывать не торопится. Явный любитель потрепаться ни о чем. Плюс возня с фанерой сильно затрудняет общение, и как ее заменить чем-нибудь более эффективным, Трэш пока что не придумал.

Разве что попытаться натренировать голосовые связки, чтобы начали выдавать понятную людям речь. Общение с Сычом и до сих пор не назвавшей свое имя женщиной даром не прошло, он заметил, что слова они произносят, выдыхая воздух, а у Трэша его урчащая речь работает исключительно на вдохе. Глядишь, если перестроиться, со временем что-то получится.

Со временем – потому что сейчас вообще ничего не получилось. При попытке произнести свое имя на долгом выдохе раздался такой утробно-злобный звук, что Сыч спал с лица, и даже женщина, возившаяся у газовой плиты, обернулась с перепуганным видом. А ведь, казалось, успела хорошенько привыкнуть к странным спутникам.

Ничего, Трэш будет стараться снова и снова. Он упорный, если это возможно хотя бы в теории – своего добьется.

* * *

Сыч, обматывая конец троса вокруг неведомой стальной детали, походившей на причудливо перфорированный швеллер, болтал, не закрывая рта, и в основном поднимал бесполезные или непонятные темы.

Лишь временами проскакивало интересное.

– Гнилые края, тут ты или под бубновыми через раз дышишь, или вообще о кислороде забудь. Платный воздух, получается, гы-гы. Сволочи и гады. Силу они о-го-го набрали, круче, наверное, только внешники. Чужие если заходят, так сразу уходят. Ну это, конечно, если успевают. Говорят, старшим у них внешник бывший, Тевтоном кличут. Это, мол, потому, что даже на ночь панцирь броневой не снимает – типа рыцарь, мать его. Может, и не врут, я-то его никогда не видел. Некоторые говорят, что нет его вообще, выдумали вожаки, чтобы цену себе повыше набить. Как ни крути, но бубновые раньше не бубновыми были, а одной из шаек, каких много. Это они при нем начали всех подминать. Внешних маски и кремы не всегда спасают, случается всякое. На базу заехал, там у тебя с ходу кровь берут и на анализ отправляют. Если хрень местную находят, все, ты уже никуда не идешь, ты в Улье навсегда. На карантине держат, поговаривают, особо ценным белые выдают, чтобы не обратились. Внешним хорошо, они даже САМОГО привалить могут, отсюда и белые получаются. Кто не обратился, тот как бы внешником остается, но сам, наверное, понимаешь, это не совсем то: на базу уже не зайти, косо смотрят, о возвращении вообще забудь.

На последних предложениях Сыч воровато-испуганно обернулся и, оставив в покое трос, заявил:

– Примотал. И на хрена тебе эта нагайка?

Трэш, по понятной причине ничего не отвечая, ухватил неведомую деталь, прихваченную из вагона, где хватало металлургической продукции, легко ее согнул, заставив напряженную сталь заскрипеть, молча указал на другой конец, а затем на волочащийся трос.

– А, помню, внатяжку нужно примотать, – кивнул Сыч. – Ну и силища у тебя, парень. И что это будет? Ладно уж, не отвечай. Эко тебя пробрало, даже голос потерял. Никогда я о таком не слышал, неужто совсем не помнишь, откуда такой красивый взялся?

Трэш помнил много чего, но делиться этой информацией непонятно с кем не торопился. К тому же руки заняты, приходится удерживать изогнутую сталь в одном положении. Чуть дать слабину, и может выпрямиться, врезав концом по Сычу. А тот слаб, ему такого удара может хватить для фатального исхода, и придется искать новый источник информации.

– Вроде готово, – неуверенно произнес Сыч, отходя в сторонку.

Трэш перехватил деталь за середину левой лапищей, правой аккуратно взялся за туго натянутый трос, потянул его на себя, заставив сталь завибрировать с тихим намеком на звон.