Сущий дьявол

Неестественно тихая Гвинет, сидя на корточках, полола сорняки на газоне. Она еще ниже наклонила голову, и соломенная шляпка загородила ее лицо от испытующего взгляда Рианнон.

— Я не хочу об этом говорить.

Рианнон сбросила туфельку и погладила босыми пальцами теплую от солнца шерстку устроившегося возле ее ног Матти. Пес потянулся и заскулил от удовольствия.

— Ты не должна так уж сердиться, если он даже и решился украсть поцелуй. Ведь это так романтично, разве не так? И потом, если его светлость узнает, что ты так из-за этого расстроена, он наверняка сочтет это своей великой победой.

Сорняки, дерзнувшие разрастись среди цветов, не имели ни малейшего шанса выстоять против Гвинет, которой внезапно овладел страшный гнев.

— Вероятно, его светлость одержал победу, — признала она, пряча от сестры вспыхнувшее лицо и с удвоенной силой набросившись на сорняки, — но эта победа померкнет, когда он столкнется с последствиями моей самой первой атаки.

— Ну да, петиция, — понятливо сказала Рианнон, зная о подписях, которые поставили утром члены Женского комитета по проверке положения заключенных, после того как Гвинет созвала их и рассказала о том, что она видела в плавучей тюрьме.

— Конечно, Морнингхолл может игнорировать мой призыв проявить сочувствие к заключенным, но он никак не сможет оставить без внимания обращение нескольких сотен людей.

— А какие еще действия ты намерена предпринять, Гвин? Сорнякам пришлось совсем худо.

— Я направила еще одно письмо Ригарду в транспортное управление, а с завтрашнего дня начну проверку счетов и накладных тех подрядчиков, которые поставляют продукты и одежду заключенным. Тут у меня есть большие подозрения. Они наверняка кладут деньги себе в карман, наживаясь на заключенных.

— А Морнингхолл?

— И с Морнингхоллом будем разбираться.

— Он, похоже, человек с трудным характером, Гвин. И если он настолько недружелюбно настроен…

— Мне плевать на его настрой и чувства. Дело не в них.

— Право же, Гвин, сколько гнева против одного человека! И все из-за какого-то банального поцелуя!

Гвинет по-прежнему не поднимала голову, используя поля шляпки как щит для обороны от взгляда Рианнон. Знала бы Рианнон, что дело отнюдь не ограничилось «банальным поцелуем». Естественно, у нее не было ни малейшего желания рассказывать младшей сестре, что произошло на самом деле. Какой пример она ей подаст?

Ведь Рианнон было всего лишь семнадцать лет.

Гвинет всегда считала себя почти матерью для своих сестер. Конечно же, она не расскажет правды Рианнон. Она даже самой себе не хотела признаться в том, что впервые в жизни недооценила соперника, что на сей раз она оказалась в проигрыше. Маркиз Морнингхолл был не какой-нибудь трусоватый шахтовладелец, не коррумпированный министр, не опекун сиротского приюта, которого несложно напугать. Это был сильный, умный и чрезвычайно опасный человек, и при одном воспоминании о том, что он сделал с ней и до какого уровня ее низвел, у нее начинали полыхать щеки. Ей противна была даже мысль о том, чтобы снова увидеть этого грубияна после всего случившегося.

И все же ради тех несчастных, которые находятся на борту плавучей тюрьмы, ей придется сталкиваться с ним, выносить взгляд его дьявольских глаз, его насмешливую улыбку, его бестактные реплики, понимая при этом, что ее влечет к нему и что они оба об этом знают. Ей остается пребывать в надежде, несмотря на испытанное ею — о ужас! — наслаждение, что в следующий раз она окажется сильной и отобьет го новую атаку.

А тем временем она всю себя посвятит делам. Она целиком сосредоточится на том, чтобы помочь несчастным, облегчить их участь. Соберет подписи жителей Портсмута, замучает транспортное управление своими просьбами и предложениями, она станет рассказывать о кошмарных условиях содержания заключенных в плавучих тюрьмах всем своим друзьям и знакомым, начнет кампанию по сбору продуктов, одежды и денег для несчастных. Она не станет думать о Морнингхолле, о том, как он вынудил ее своими прикосновениями извиваться, стонать и — какой позор! — раздвигать перед ним ноги; она не станет думать о том, как поощряла его действия своими исступленными криками и мольбами; не станет вспоминать торжествующий взгляд его порочных глаз, ошеломляющую ласку его рук и губ, когда они касались ее грудей, сосков и даже интимнейших уголков ее тела! Господи, Уильям никогда не делал ничего подобного. Он даже не сделал ее женщиной, поскольку предпочитал поклоняться ее невинности, словно это могло остановить его собственное неизбежное старение.

Весьма прискорбно, что Уильям оставил белое пятно в ее образовании по этой части. Будь все иначе, она была бы подготовлена к тому, чтобы противостоять этому типу, этому Морнингхоллу.

И вдруг совершенно неожиданно ей вспомнилось нескрываемое сострадание в глазах Морнингхолла после того, как на нее напали караульные, и то, как бережно прижимал он ее к груди, когда выносил из их каюты.

Впрочем, наверняка она все это вообразила себе. Люди, подобные Морнингхоллу, не в состоянии сострадать другим.

Ее размышления прервал голос Рианнон: