Сущник

– Вот с этого и начиналось. С вещи брутально простой и понятной. И с этого мы примемся изучать историю технологий…

Кафедра исчезла, на её месте из пола вылезли густые кущи джунглей, пахнуло древесной прелью и ещё какой-то гнилью. Профессор в строгом костюмчике и с суковатой палкой в руке среди дикой буйной растительности напомнил Марику пассажира с потерпевшего катастрофу самолёта. В каком старом фильме он это видел? Не вспомнить названия. В голове всё перемешалось – столько информации поглощать зараз он не привык. Вот, значит, какая она, академия.

* * *

На перемене Марик бесцельно бродил по коридорам, затем вышел на улицу, вслед за толпой студентов. Мягко припекало искусственное солнышко. Насколько знал Марик, академия находилась внутри какого-то астероида, чьи координаты конечно же держались в секрете. Наверное, роботы выгрызли внутренность небесного тела, а входной тоннель завалили. В любом случае наружу отсюда не выйти, все входы-выходы охраняются местным кибером. Это замкнутое пространство не то чтобы давило на подростка, – полазивший по узким тоннелям своего ковчега, он легко подобное переносил, но всё равно было неуютно. На улице меж учебными корпусами группками и в одиночку бродили сверстники необычной наружности и в смешных нарядах. Издалека он увидал Риту. Она стояла с двумя девочками, о чём-то говорила и смеялась. Все они были даблами, но Марик вдруг почувствовал, что дабл Риты выделяется среди других. Плавные движения рук, жесты, свет её глаз, притягивающий даже на таком расстоянии, – всё было мило и дорого. На башенке административного здания гулко пробили куранты, студенты заспешили в аудитории, и Рита заметила друга. Взмахнув рукой, она звонко крикнула: «После занятий на лестнице!»

По расписанию следующим предметом следовала «Теория познания». Лектором оказался моложавый сухой мужчина с очками на носу – стиль «ретро» был в академии моден. Очкарик почему-то сразу не понравился Марику.

– Я буду читать вам гносеологию, – как-то небрежно, говоря в нос, представился профессор и начал с места в карьер. – О чём вам рассказывали передо мной? О компьютерах? Хорошо. Запоминайте цифры. В обозримой вселенной содержится не более 10⁹⁰ атомов. Вселенная в той форме, в которой мы её наблюдаем, существует 10¹⁸ секунд. Если все эти атомы превратить в ячейки памяти классического компьютера и запустить его от начала существования мироздания до нынешнего дня, то он успеет сделать не более 10¹²⁵ операций. Высчитывается это по времени одной операции, которая равна времени прохождения электрического сигнала по диаметру атома – 10^-17 секунд. Теперь прикинем, много это или мало – 10¹²⁵ вычислительных операций компьютера. Цифра непредставимо большая. Но этих операций не хватит, чтобы записать с достаточной точностью квантовомеханическую волновую функцию системы, состоящей всего из 1000 субатомных частиц. Я уж не говорю о сложных системах – в геологии, биологии, социальной жизни. То есть даже абсолютный компьютер, размером со всю вселенную, не в силах записать всё, что происходит в малой части вселенной. Он даже приступить к этому не успеет – ячейки памяти сразу забьются. Вопросы есть? Вопросов нет.

Лектор поправил очки на носу, сурово оглядел притихших студентов и продолжил:

– Значит ли это, что мы не можем постичь наш мир? Не являются ли наши знания иллюзией? В своих рассуждениях оттолкнёмся от следующей аксиомы: частное не может познать целое. Так ли это? Определённо так. Муха, ползающая по ноге слона, никогда не сможет увидеть слона целиком. Даже если она взлетит, слон не вместится в её обзор. Из этого делаем вывод: чтобы познать целое, познающий должен быть больше этого целого. Другими словами, чтобы познать универсум, мы, люди, должны быть больше универсума. Если пользоваться религиозными категориями, то мы должны быть богами. Являемся ли мы богами? Определённо да! И утверждение своё я докажу.

Профессор упёрся костлявыми кулаком в кафедру, наклонился вперёд, словно бодая невидимого врага, и выкинул вперёд другую руку:

– Вот вы, молодой человек в первом ряду. Какой у вас рост?

Полноватый коротышка с копной фиолетовых волос неуверенно встал и пролепетал: «Один метр и…»