Итачи резко сел, напряженно выпрямив спину и закрыв глаза: ему сейчас было абсолютно все равно на то, что все в зале притихли, и что они инстинктивно среагировали на его широко и резко раскрывшееся биополе. Похоже, отец хотел прикоснуться к его руке, но не стал, будто поняв, что сыну нужна полная концентрация. И альфа сконцентрировался, отбросил все, даже узы повязанности с братом, уцепился только за нити его связи с супругом, надавил на них, заставил завибрировать громче, отчетливее, насыщеннее, и послал возлюбленному ментальный зов… вновь-таки в пустоту. Да, зов ушел, но Итачи по все стихающей вибрации нитей уз Пары понял, что его Истинного он не достиг, и на него никто не откликнется.
Запретить себе думать о плохом, оставить самобичевание на потом, усмирить сущность, которая металась внутри, рычала и скалилась, подначивая освободить силу Древнего, и снова попытаться, только глубже, сконцентрированней, напористей, обращая силу вовнутрь себя, направляя её исключительно на узы Пары и отгораживаясь от всего, даже от тихого шелеста ветра за приоткрытым окном.
Перед его взором была темнота, полная, кромешная, но не зловещая, не холодная, просто темнота, какой она бывает, если ночью, в неосвещенной комнате, закрыть глаза. В темноте не было звуков, не было воздуха, не было мира в целом, но Итачи слышал, что где-то вдалеке что-то тонко звенит, в том, чтобы дышать, у него не было необходимости, а все остальное, кроме темноты, было неважным. Наверное, он все-таки шел на звон, так как для человека было привычным идти, а не плыть или лететь, хотя сам Итачи не мог с уверенностью сказать, что он именно идет, но он и не плыл, и не летел. Он хотел приблизиться к звону – он приближался к нему. И это было очень важным, более необходимым, чем тот воздух, которым он сейчас не дышал, значимым настолько, что, если бы альфа мог, он бы к нему помчался, а так ему оставалось лишь уповать на невидимую силу, которая приближала его к цели.
Да, Итачи нашел это место, хотя, конечно же, тяжело было сказать, что это именно оно, потому что в темноте не было границ и очертаний, но именно здесь звон был самым сильным, хотя он по-прежнему ничего не видел. Казалось, нужно всего лишь протянуть руку, и он что-то ухватит, то, к чему он так стремился, что связывало его с Дейдарой, но, как бы он ни озирался, Итачи так и не смог понять, где находится источник этого звона. Наверное, он мог бы блуждать в этой темени ещё долго, но у него не было времени, потому что его Истинный на ментальный зов так и не откликнулся, поэтому у него не было иного выбора, как обратиться к своей сущности Древнего. Альфа старался не использовать силу Древнего, тщательно её контролировал и удерживал внутри себя, но сейчас была не та ситуация, чтобы пренебрегать возможностью. Слабое алое свечение плавно начало окутывать его фигуру, рассеивая тьму, хотя даже этого оказалось недостаточно, чтобы найти источник звука, но использовать больше силы он не мог, потому что это могло отразиться на его теле, том теле, которое все ещё оставалось в конференц-зале. Похоже, выхода у него не было, кроме того, чтобы сейчас же, не медля, броситься домой.
- «Открой глаза…» - прошептал кто-то до боли родным голосом, который был слабым, будто доходил до него сквозь толщу, но таким нежным, любящим, зовущим, что даже в этой темноте Итачи почувствовал, как по его лицу стекают капельки слез. Альфа даже не думал, не предполагал, не обратил внимания на то, что все это время он следовал на звук слепо, так и не открыв глаза, хотя и видел эту темень сквозь веки, но Дей… его возлюбленный… своим тихим шепотом он будто что-то пробудил внутри него, что-то, что позволило ему медленно открыть глаза.
Две нити – алая и белая – тесно сплелись между собой, сплелись так, что, похоже, разъединить их было просто невозможно, и каждая из них вибрировала своим, своеобразным тихим звоном, который сливался в единую мелодию – мелодию их с Дейдарой любви.
- Дей… - прошептал Итачи, осторожно прикасаясь к белой нити, которая мелко вздрогнула в его руках, а после его пальцы задели алую, и темень резко всколыхнулась вокруг, растеклась, начала отступать, а его самого будто повлекло вслед за этим звоном, все дальше и дальше от тьмы, туда, куда вели нити.