Сущность Эф

Сам виноват.

Сам нарвался.

Нет, догадывался Фабиан, что Венкель что-нибудь такое выкинет, но не до такой степени, Венкель как всегда сам себя превзошел. Фабиан торжествующе смотрит на распростертую на полу долговязую фигуру в луже крови, так его, так, так…

– Стоп, снято!

Отлегает от сердца. Нет, не вдребезги, еще бьется, еще живет…

Фабиан переводит дух.

Люди как-то все обмякают, расслабляются, расползаются по своим углам, девушка-билетерша у входа нагибается, снимает туфли, в изнеможении садится на ступеньки, растирает ступни. Фабиан снова смотрит на Венкеля (Венкеля, Венкеля, никогда ему больше не быть Тибором!), почему он не встает, почему лежит на паркете, заснул, что ли, очень может быть, Фабиан вот тоже не помнит, когда последний раз нормально спал, правда что, посмотреть, что там отсняли, уползти домой, выключить телефон, и спать, спать, спать… А там что такое, почему люди тормошат Фабиана, почему кричат девчонки в розовых топиках, чего они там нажимают на своих смартфонах, какая, к чертовой матери, скорая, чего они там ищут жилку на тощей шее, что такое, что, что, что…

Фабиан долго собирался как перед прыжком, – теперь прыгает, выскакивает из кресла, бежит, расталкивая людей, теребит лежащего Венкеля, хорош уже придуриваться, вставай, кому говорят, напинаю щас, что значит, тело не трогать, это вам что, экспонат в музее, что значит, до приезда полиции, что значит…

8

– Где вы были, когда это случилось?

– Да вот… в кресле сидел.

– Кресло так и стояло?

– Да… а, нет, оно вот так было, чтобы я зал видел… а когда все случилось, я подскочил, побежал туда, где убили, кресло в сторону вот так поехало…

– Его убили… и вы к нему побежали?

– Да нет… по сюжету в него стрелять должны были, когда все случилось, мы и не шелохнулись никто… потом уже стоп, снято, минут пять прошло, спохватились, лежит, не шевелится…

– Оружие на площадке было?

Актеры смущенно косятся на пластиковые автоматы, полицейские с надеждой смотрят реквизит, вдруг попадется настоящее оружие – оружие не попадается. Люди в форме прочесывают музей, никого не впускать, не выпускать, ищут автоматы, что-то подсказывает Фабиану – не найдут…

– Давно знали убитого?

Фабиан хмурится:

– Два года… как сериал шел… вот я сценарий писал, актера на главную роль искал… вот он подвернулся… Я потом с него героя списывал…

– Стойте-стойте, вы сначала героя придумали, потом Венкеля встретили, или…

– …Да… нет… не… слушайте, чесслово, не помню я…

– Не помните?

– Не помню.

Полицейский бормочет что-то, кто их поймет, этих творческих людей, да они сами себя не понимают…

– Скажите… – полицейский хмурится, – конфликты какие-нибудь у вас с покойным были?

Фабиан хочет поспешно сказать нет, – тут же спохватывается, понимает, что не сможет сказать нет.

9

– Там это! Это!

– Чего такое?

– Да это же!

– А чего – это?

– Это – это!

– Да чего?

– Да это же самое!

Мальчишки орут, перекрикиваются, бегут, мамки орут, чтоб со двора не бежали, да какое там – бегут, только пятки сверкают, скорее, скорее, по главной улице, и к центру города, там же это… это самое…

Тпррру-у-у, стой.

Замирают возле оцепления. Осторожно приглядываются, как бы просочиться через ограждения, они же потихонечку, они же одним глазком, – не-е-т, люди в форме строго смотрят, чтобы никто не просочился, никто не пролез, ну, мальчишки и не лезут, так, глазами смотрят, а что, нет такого закона, что нельзя глазами смотреть. Смотрят, не понимают, что это за это такое, и почему из-за этого этого улицу перекрыли. Кумушки у ворот переговариваются, а чего там такое в центре, да кто ж его знает, вроде как аномалия какая-то, а я слышала, там пришельцы приземлились, да ты что, какие пришельцы, что ты несешь вообще, там вон земля разверзлась, и демоны ада вылезли. Да какие демоны, что вы мелете вообще, да ничего я не мелю, по телевизору же сказали…

– А дальше нельзя.

Таксист осторожно косится на пассажира, говорит:

– А дальше нельзя.

– А что такое? – Фабиан выволакивает себя из сна, смотрит в пустоту улицы.

– Оцеплено.

– А-а, ну-ну… – Фабиан выволакивает из машины массивное тело, идет к оцеплению, откуда уже выгоняют всех, всех, всех, кто-то рвется проехать, кого-то не пускают. Ну что там кричит таксист сзади, что ему неймется, что…

Что такое?

– А… а там… а нельзя…

– А в чем дело?

– А-а-а-а… там это… это…

Таксист боится, таксист оторопело показывает на что-то неведомое, жуткое, белесое, облепившее город там, там.

Фабиан кивает, вижу, вижу, размашистым шагом идет к веревкам с красными флажками, даже не смотрит на белое, жуткое, лежащее на земле. Два человека в форме бросаются Фабиану наперерез, машут руками, нельзя, нельзя, Фабиан говорит два слова, Фабиана пропускают – вот так, сразу, без вопросов. Толпа любопытных на улице изумленно смотрит, как пропускают Фабиана, большого, массивного, грузного. Может, надо быть большим, массивным и грузным, чтобы пропустили, да нет, вон толстяк какой-то просочиться пытался, не тут-то было, завернули, а он еще руками махал, а-а-а-а, я так всю жизнь на работу ходи-и-и-и-л, да что за беспредее-е-е-л, но его никто не слушал.

Ну да ладно.

Не до него.