- Вот и хорошо. Нам надо поторопиться. Вонн, открой задние двери. Мы с Винтерсом здесь немного приберемся.
Вонн ушел без комментариев.
- Это не его вина, - сказал Мэй, - и не твоя. Винтерс пожал плечами:
- Вообще-то наемнику не положено волноваться, все равно: выиграл ты или проиграл. Но все же паршивое чувство, когда твой босс все время проигрывает.
Мэй выдавил улыбку.
- Да и боссу от этого, прямо скажем... не радостно. Он пнул лежащее у ног бесчувственное тело в камуфляже:
- Ну что, снесем такого? Давай-ка начнем с этого. С виду он ничем не отличается от остальных.
Не успели они нагнуться за ношей, как со стороны фургона послышался душераздирающий крик. Тут же бросив поклажу, оба устремились к источнику шума. Они обнаружили Вонна в двух метрах от машины. Он тяжело дышал, схватившись рукой за сердце.
- Я не полезу туда, - твердил он, весь бледный и трясущийся. - Я не полезу в этот чертов фургон.
- Какие проблемы? Что ты вопишь на весь лес, как оглашенный? В чем дело, Вонн? - спросил Мэй. - Опять наркотики?
- мистербоб, - сказал Винтерс. - Он боится мистербоба.
Мэй покачал головой.
- Баррис увез мистербоба.
- Не всего, - ответил Вонн, которого била нервная дрожь.
Чертыхнувшись, Мэй распахнул двери фургона. Они открылись с металлическим скрежетом, как створки древнего склепа, и оттуда повалил такой едкий смрад, что у Мэя перехватило дыхание и на глазах выступили слезы.
"Аммиак", - пронеслось у него в голове. Он сразу вспомнил коридоры "Хергест Риджа". Не то, не то...
Совладав с дыханием, он сглотнул ком в горле и вгляделся в темноту. Там что-то сверкнуло, и у Мэя снова перехватило дыхание - теперь уже совсем по другой причине...
Оно лежало на полу, в глубине кузова. Длинное, красно-кирпичного цвета, желтая жидкость все еще вытекала с одного конца, как паста из раздавленного тюбика с кремом. С другой стороны - похожие на клешни краба бездвижно торчали два хитиновых пальца.
Герцог сражался изо всех сил, чтобы сохранить присутствие духа. Он чувствовал себя так, будто уже несколько лет скитается по коридорам, и, куда бы он ни сворачивал, куда бы ни устремлялся, всюду его ждала одинаковая серая стена. И хотя ноги порой подкашивались, он продолжал двигаться вперед, осторожно, шаг за шагом, то и дело останавливаясь, чтобы поднести руки к лицу и увериться, что он еще видит что-то, кроме пустоты, обступающей его со всех сторон.
9
Когда он с трудом выбрался из отеля, то обнаружил, что больше всего на свете желает застать сейчас самый мучительный момент в жизни Диксона, чтобы посмотреть на него и хоть отчасти скрасить этим свое бесполезное и мучительное времяпрепровождение. Любые мучения были предпочтительнее этого затянувшегося состояния прострации, витания в облаках - небытия, одним словом. И чем дальше он задумывался о перспективе, тем больше крутил головой и разводил руками. Он точно знал, что делает, и знал, догадывался, что где-то, за этими унылыми декорациями его, поджидает Диксон.
Он продолжал - еще два или три столетия - по крайней мере, так казалось - скитаться в полном неведении - и невидении происходящего. Куда бы он ни брел, нигде не прощупывалось ничего хоть сколь-нибудь твердого, и вдруг - совершенно неожиданно, под ногами его зазвенел металл. Герцог сбавил шаг. Странно, - казалось - ноги стали липнуть к полу - или тому, что под ними было. Он внимательно посмотрел вниз и понял, что случилось. До пояса он был облачен в скафандр EVA, и магниты в подошвах прилипали к чему-то, что могло быть пластинами внутренней обшивки космического корабля.
Это уже что-то, подумал он, хотя новое положение не внесло успокоения.
Внезапно он услышал сопение. Только через несколько секунд он догадался, что это его собственное дыхание. Стало теплее - и Герцог понял, что теперь он в полном облачении. На нем был не только скафандр, но и шлем астронавта. Полный боекомплект. Он тут же, по старой привычке, притормозил, срывая с пояса луч-фонарь высокой интенсивности, где находился и прочий инструмент космонавта, и посветил перед собой. Серый туман стал понемногу рассасываться.