Сущность зла

— Выходите, господин Сэлинджер. И я призываю вас не использовать подобную лексику в присутствии представителя власти. Завтра вы сможете подать жалобу в соответствующие инстанции, я с удовольствием выдам вам необходимые бланки. А сейчас выходите.

Я вышел.

— Руки за голову, — скомандовал Крюн.

— Вы меня арестуете?

— Вы насмотрелись фильмов, господин Сэлинджер. Но с другой стороны, это ваша работа. Руки за голову. Поднимите левую ногу и удерживайте равновесие, пока я не скажу.

— Это смешно, — возмутился я.

— Так принято, — холодно ответил он.

Я подчинился, чувствуя себя полным идиотом.

Театральным жестом Крюн вытащил хронометр и стал следить за представлением.

Оно длилось больше минуты. Проезжавшие мимо автомобили притормаживали, и, несмотря на рокот моторов, я мог расслышать шуточки, которыми обменивались сидевшие в машинах. Наконец Крюн удовлетворенно кивнул.

— Вы не пьяны, господин Сэлинджер.

— Могу я вернуться в машину?

— Вы можете выслушать меня. Потом поедете своей дорогой. Если вам все еще захочется ехать туда, куда вы ехали.

Я промолчал.

Крюн надвинул на лоб каскетку.

— На этой дороге предел скорости шестьдесят километров в час. Меньше чем через километр, за тремя поворотами, начнется так называемая населенная зона. Там допустимый предел скорости — сорок километров в час. Вы слушаете, господин Сэлинджер?

— Спасибо за информацию. Я сохраню ее в сердце своем.

— Соблюдая допустимую скорость, вы доберетесь до минимаркета Алоиза за двенадцать минут. Может быть, за тринадцать. Вопрос: оно того стоит?

Я вздрогнул.

От командира Крюна не укрылось мое изумление.

— В Зибенхохе не бывает тайн, господин Сэлинджер. Не для меня. Не для шерифа. — Он сделал шаг мне навстречу. — Знаете, почему я вас остановил, господин Сэлинджер?

— Давайте выкладывайте.

Крюн потер подбородок.

— Я узнал о размолвке, о дискуссии на повышенных тонах, которая состоялась сегодня между вашей женой и госпожой Вальднер. Размолвке, в которую оказался вовлечен также господин Алоиз, владелец магазинчика в нашей деревне. Ничего такого, поймите меня правильно. Только вот когда я увидел, как вы едете в деревню, не то чтобы на полной скорости, но, как я зафиксирую в протоколе, на скорости предельно допустимой, я подумал: а вдруг вы почувствовали настоятельную потребность поквитаться. А это, господин Сэлинджер, совсем нехорошо.

— Я просто хотел кое-что разъяснить.

— Не морочьте мне голову: я не так прост. Я все о вас знаю. — Тут он осекся, голос его задрожал. — Все, что вы сделали. Там, внизу.

Острая боль в затылке. Ледяная игла.

— И что же я такого сделал?

Крюн прикоснулся к своему значку.

— С точки зрения уголовного кодекса — ничего криминального.

— А что, — спросил я, — существуют другие точки зрения?

В форме он там или нет, я уже был готов наброситься на него. Он, вероятно, это понял и заговорил не в таком омерзительном тоне. Добрый дядюшка явился снова.

— Мы друг друга не поняли, господин Сэлинджер. Ведь так?

— Да, — пробурчал я: адреналин все еще бушевал в моих венах.

— Я не хочу, чтобы вы себя чувствовали здесь чужим. Вы зять старика Майра. Вернера в Зибенхохе очень уважают, и мы счастливы, что Аннелизе решила немного пожить у нас. К тому же у вас прелестная дочка. Фрау Гертруда, библиотекарша, просто обожает ее. Говорит, что никогда не видела такой развитой девочки.

— Благодаря всему этому я могу сойти за местного?

— Скажем, вы чуть-чуть этого уровня не достигаете. Но ценитесь гораздо выше, чем обычный турист. Понимаете, о чем я?

— Нет, — отрезал я.

— Буду с вами откровенен, именно имея в виду ваш статус… почетного гостя. В Зибенхохе то и дело дерутся. То и дело. И моя задача — не просто посадить в холодную какого-нибудь пьяницу или позвать врача, чтобы тот его подлатал. Моя задача — избегать проблем. Предотвращать их. По крайней мере, я так думаю. — Немного помолчав, он продолжил: — Я знаю, что люди говорят о вас. Особенно после того, что случилось на горе Ортлес. Но это одни разговоры.

— Вы в этих разговорах принимаете участие?

Добрый дядюшка покачал головой:

— Это не важно, господин Сэлинджер. Здесь и сейчас — не важно. Будь ваша воля, вы давно бы уже врезали мне по яйцам. Думаете, я слепой? Вы вне себя от бешенства. Сейчас для меня важно, чтобы вы вернулись домой. Выспались бы хорошенько и забыли о болтовне двух стариков, которым больше нечего делать целыми днями, как только сплетничать. Не обращайте внимания. Не надо соглашаться с ними.

— Соглашаться?

— В моей работе нужно быть немного психологом, господин Сэлинджер. Одними мускулами ничего не добьешься. И психолог, который живет во мне, говорит, что если кто-то направляется на предельно допустимой скорости к торговой точке, принадлежащей человеку, высказавшему о нем некое нелестное суждение, то это суждение, вероятно, его так или иначе задело. Если вы, Сэлинджер, поколотите человека, который, хоть это и не видно на первый взгляд, на десять лет старше вашего тестя, это утешит вас на короткое время, но в конечном итоге подтвердит правоту Алоиза, да и многих других людей здесь, в Зибенхохе.