Сущности. Прозрение

Позади, там, где-то в родном большом городе осталась работа, там же забылись тесты – долгие, тщательные, не выявившие в нём отклонений от нормы – там осталась Дина, отказавшаяся проводить единственный отпуск в году так, как он хотел его провести. И ладно.

Когда Порохов понял, что он не сумасшедший, что странные сгустки слизи, которые видит только он – реальны, когда он убедился в том, что тот случай в операционной дал ему новый взгляд о мире, то он успокоился. Прекратил паниковать, крепко напился и с утра проснулся с удивительно ясной головой и пониманием: раз он нашёл что-то новое и не изученное, то это надо изучить.

Он извинился перед главврачом за своё странное поведение, почти месяц проводил начальные исследования в собственной больнице, прочитал десятки книг экстрасенсов и различных гуру, забраковал почти все, оставил самое важное, а потом объединил с тем, что видел сам. И вывел вполне стройную теорию о том, чем эти твари – про себя он их уже давно именовал «Слизнями» – являлись.

Эти твари были паразитами. Простейшими формами жизни, которые возникали из пустоты – или их появления не было заметно взгляду Андрея – и питались они страхом. Чем больше человек боялся, тем больше Порохов видел на нём Слизней. И когда они появлялись – жертва боялась гораздо больше. Некоторые люди могли убрать с себя паразитов, но стандартно Порохов встречал не более одного-двух «сгустков» на человеке.

Больше – на пожилых, больных или очень «забитых» жизнью. И почти не встречал на детях. Возможно, дети просто не умели так бояться, чтобы Слизни ими интересовались. Возможно, у детей был иммунитет. Возможно, была ещё какая-то причина, и пока Андрей её не знал… Однако, увидев в один из дней в середине июня полный «выводок» детей – загоревших, довольных, – высыпавших из автобуса с логотипом какого-то детского лагеря, хирург понял, что упустил из виду явно что-то очень важное. На этих детях, на всех и каждом сидело не меньше пяти слизней.

Поначалу Андрей даже подумал, что ему чудится, что он сейчас видит нечто совсем уже из ряда вон выходящее. Но проверяя Слизней на других – на себе Андрей их по-прежнему не видел, Слизни к нему не присасывались – он понял, что все у него со зрением в порядке. А вот у детей со своими страхами – нет.

Вакансия врача в лагере оказалась закрыта, зато вожатым Андрея взяли, хоть и не сразу. Пришлось постараться, но он сумел (в том числе благодаря некоторым связям), доказать пожилой кадровичке, что сумеет справиться с педагогическими задачами. И, подписав нужные бумаги, выбив отпуск на три недели, собрав сумку, Порохов сел вместе с ватагой чистой, не испорченной Слизнями ребятни, на автобус и ровно первого июля отбыл в лагерь на море.

Чтобы там отыскать ответы на свои вопросы.

Завтрак начинался в девять, и к этому моменту Андрей с напарницей умудрялись собрать всех «своих» детей перед входом в столовую, построить, пересчитать, проверить вымыты ли у них руки, и отправить мыть руки тех, кто этого не сделал.

У Порохова собственных детей не было, не было даже племянников, с которыми можно было бы получать опыт, но он интуитивно чувствовал, что и как надо сказать этой ораве десятилетних мальчишек и девчонок, чтобы они начали слушаться. Не за страх слушаться, а за интерес.

Первые дни Андрей привыкал к распорядку дня, к обязанностям, к свежему воздуху и жаркой погоде. Потом втянулся, без проблем поднимался в шесть утра, ложился после полуночной планёрки и обхода домиков, засыпал мгновенно, чтобы на следующий день круг повторился. Это было очень размеренное существование, несмотря на то что в первую субботу Андрею пришлось накладывать шину на сломанную ногу: мальчишка из старшего отряда забрался на крышу и не удержался там, а во вторник – два аккуратных шва после знакомства девочки с забредшим на территорию бродячим котом.

После таких подвигов о нем уже весь лагерь знал и бегал с разными вопросами куда чаще, чем в медпункт к пожилой ворчливой Наталье Михайловне. Андрей качал головой, отправлял часть страждущих в белый дом с красным крестом, а некоторым помогал сам, потому что самым распространённым диагнозом было «воспаление хитрости» перед обязательной вечерней пробежкой – направленность лагеря на здоровый образ жизни давала о себе знать.