– А это? – показал он на комочек зеленой пасты.
– Забыла, как называется, – с неохотой созналась Эшлин, – но оно очень острое.
Еще пять минут полюбовавшись на эту красоту, Тед взял быка за рога.
– Попробую-ка я. Эшлин передернулась.
– Вот это, кажется, с огурцом. – Он сунул в рот рисовый комочек. – Так, теперь ломтик имбиря, чтобы очистить нёбо, а теперь…
– Ты все не так делаешь, – сердито сказала Эшлин.
– Тогда покажи, как надо.
58
Клода резво вскочила от тихого стука в окно. Ее переполняло счастье. Он пришел, он здесь. Порхнула в прихожую, отперла дверь.
– Петухи кукарекают ночью, – отчеканил Маркус.
– Тс-с-с. – Клода театрально прижала палец к губам, но и Маркус, и она все равно тряслись от смеха.
– Спят? – шепотом спросил Маркус.
– Спят.
– Аллилуйя! – Он тут же забыл о необходимости соблюдать тишину. – Теперь я могу делать с тобой все, что захочу.
Он вошел в квартиру, схватил Клоду в охапку и принялся раздевать, хохоча и то и дело натыкаясь на вешалку для верхней одежды.
– Пойдем в гостиную, – позвала Клода.
– А я хочу здесь, – капризно заявил Маркус. – На резиновых сапогах и школьных портфелях.
– Ты что, нельзя!
Он сделал такое обиженное лицо, что Клода покатилась со смеху.
– Вылитый Крейг.
Тогда он еще больше выпятил нижнюю губу, и Клода совсем зашлась от хохота.
– Нет, правда, – прошептала она, – что, если кому-нибудь из них приспичит ночью пойти пописать, а мы тут сливаемся в экстазе на полу в прихожей? Быстро, быстро в гостиную!
Маркус послушно подобрал с пола рубашку и последовал за ней.
– Сразу вспоминаю, как был подростком. Все эти прятки, оглядки… Очень возбуждает.
Дилан застращал Клоду угрозами лишить ее опеки над детьми, поэтому она твердо решила, что видеть ее в постели с Маркусом Молли и Крейг не должны. Но всю неделю Маркус горел на работе, так что дневные встречи пришлось отменить, и осталось единственное доступное для свидания время – пока Молли и Крейг спят. Что составляло примерно минут двадцать в день.
Упав на диван и сорвав друг с друга одежду, они на секунду замерли, встретившись взглядами. В этот момент Клода выдохнула:
– Я так рада тебя видеть!
Пять дней после ухода Дилана из дома прошли, словно в кошмарном сне. Совесть ни минуты не давала Клоде покоя, а тут еще дети без конца спрашивали, когда вернется папа. Все ее оставили, даже родная мать была в таком бешенстве, что не желала разговаривать. И очень пугало собственное бессилие перед хаосом, ею же самой учиненным.
Ужас отступал, только если рядом был Маркус. Он стал алмазом в мусорной куче ее жизни. Эту фразу Клода вычитала в каком-то романе – про женщину, которая открыла комиссионный магазин дизайнерской одежды, – и сейчас случайно вспомнила.
– А я рад еще больше!
Маркус окинул взглядом ее нагое тело, затем обнял и перевернул на живот. Прежде чем войти в нее, благоговейно выждал секунду. Они не занимались любовью почти целую неделю. С самой субботы на это нечего было и надеяться. После того как Крейг стукнул Маркуса красным грузовиком, он не подпускал его к маме ближе чем на метр.
– Иди ко мне, – приглушенно взмолилась Клода. Пару раз огладив себя рукою, Маркус нацелился точно в ее устье. Ничто не могло сравниться с этим первым ударом. Поскольку времени на секс вечно не хватало, он действовал стремительно и мощно: входил в Клоду, минуя фазу робких ласк, жеманства и притворного сопротивления. И если ему удавалось исторгнуть у нее тихий стон, то ли от наслаждения, то ли от боли, это раззадоривало его еще сильнее.
Но сейчас пришлось остановить мощный порыв на середине, потому что Клода напряглась, привстала и прошипела:
– Тише!
Взглянула в потолок и замерла.
– Кажется, я слышала… Нет, – опять расслабилась она. – Должно быть, почудилось.
Со второго захода Маркус сделал все, что хотел, но никак не мог отделаться от ощущения, будто у него что-то отняли. После короткого, но бурного секса они позволили себе еще один раз, уже спокойнее, и наверху была Клода.
Мокрая от пота, она лежала на нем и мурлыкала:
– Ты делаешь меня счастливой.
– И ты меня тоже, – ответил Маркус, – но знаешь, что сделало бы мое счастье еще полнее? Если б мы пошли наверх, в постель. От этого дивана всю спину ломит.
– Нельзя, ты же знаешь. Вдруг они увидят?
– Запри дверь спальни. Ну же, давай, – хохотнул он, – я с тобой на сегодня еще не наигрался.
– Да, но… А, ладно, только на ночь не останешься. Договорились?
– Договорились.
Доктор Макдьюитт был напуган: какая-то женщина ворвалась к нему в кабинет и с угрозами стала требовать прозак.[9]
– Без него мы не уйдем!
– Миссис… – доктор заглянул в список пациентов, – ах да, Кеннеди, я не могу просто так раздавать рецепты…
– Зовите меня Моникой, и это не для меня, а для моей дочери.
И Моника вытолкнула вперед Эшлин.
– Эшлин? Я вас не заметил. Что случилось? Эшлин ему нравилась.
Она беспомощно переминалась с ноги на ногу, но мать ободряюще толкнула ее локтем в бок.
– Мне очень плохо.
– Ее парень изменил ей с ее лучшей подругой, – суфлерским шепотом выдала Моника, поняв, что дочь не сознается ни в чем.