Суси-нуар. Занимательное муракамиедение

– А я очень редко вижу сны, – вдруг признается Мураками. – Последний раз смотрел, наверное, месяца два назад…

Приехали, думаю я. Вот тебе и привет Карлу-Густаву Юнгу.

День 1 Хакодатэ – Южно-Сахалинск (30 июня)

ХРОНИКИ СУШЕНОЙ КАРАКАТИЦЫ:

В аэропорту Хакодатэ мы залезли в небольшой самолет с пропеллерами. А уже через пару часов выбрались из него на лётное поле посреди огромной долины. Легкого напряжения, которое сразу охватывает за границей, не чувствуется совсем. Все равно что прилетел в какой-нибудь провинциальный аэропортик своей страны.

Очень просторно. Страшно высокое небо. Меж бетонных плит аэродрома зеленеет пучками трава. Обычная летняя трава, какая растет где угодно.

Кроме пассажиров нашего самолетика, вокруг – ни души. «Какой вкусный воздух!» – думаю я. Словно и не уезжали с Хоккайдо.

Но уже в здании аэропорта появляются первые русские. Угрюмые пограничники с такими лицами, будто выпили на полдник по стаканчику желчи, проверяют у нас паспорта. На плакатах вокруг – сплошная кириллица. «Ну, вот мы и в России», – наконец понимаю я. И лишь червячок в мозгу продолжает хихикать: «Да какой это Сахалин! Ты все еще на Хоккайдо…»

С аэропортом в Южном все нормально. Уютно, здание обновили, сервис хороший. Таможня никого не трясет, не психует, все тихие и спокойные. Столичная терактофобия, похоже, воспринимается здесь как геморрой чужой планеты.

Выхожу «на волю» последним – и вижу: несмотря на усилия честной компании, совсем незамеченными нам в Россию приехать все-таки не удалось. Миловидное создание женского пола уже стреляет у Мураками автограф, причем протягивает ему не что иное, как японский покетбук – кажется, «Пинбол».

– Так это вы нас встречаете? – спрашиваю я, озираясь в поисках принимающей нас стороны.

– Да! То есть нет! – щебечет двадцатилетняя муракаманка в потертой джинсе. – Я студентка, японский учу. Я же была у вас на лекции в феврале, не помните? Вы еще тогда обещали, что Мураками привезете, я ждала, ждала…

– Вот, – говорю, – Мураками-сан. Люди вас тут на японском читают.

– Круто! – улыбается Мураками. – Я правда очень рад. Как зовут?

– Катюша! – радостно рапортует Катюша и продолжает щебетать по-японски на языке такой высоковольтной степени вежливости, точно ее занесло на прием к Императору.

– А откуда вы узнали, что мы приедем?

– Из Интернета! – говорит предательница Катюша и тычет пальчиком в меня.

Мураками, усмехаясь, расписывается – «Катюше от Харуки», и тут нас находит встречающая турфирма.

Я смотрю на этих людей – и мне сразу становится спокойнее.

Поясню: это у меня с детства. За все 60-е, 70-е и немножко 80-е, прожитые мною на острове, я привык к мысли: если за дело берутся сахалинские корейцы – дело получается. Именно сахалинские корейцы кормили нас свежими овощами со своих огородов и прочими разносолами, пока Москва плевала на обеспечение острова самой банальной едой. Когда очередные коровы, присланные с материка для планового разведения в грядущую пятилетку, упрямо всплывали по долинам вверх копытами после ежегодных тайфунов, мои сограждане кормились с корейского рынка. В этих казалось бы «людях без корней» всегда ощущалась какая-то внесистемная надежность. Многие хотели вернуться в Корею. Их не пускали. То туда не пускали, то отсюда. А когда стали пускать, было поздно: жизнь слишком коротка, чтобы скакать по заграницам на старости лет.