Читаем Суси-нуар. Занимательное муракамиедение полностью

Нобору Ватая – вылитый Боб из «Твин Пикса» Дэвида Линча. Этакий Харон с ключами от лодки. Как ни оберегается бедная Кумико, он таки умудряется ее «зарядить». Тем, что ею самой не является. И с тех пор она то и дело путешествует в «мир, похожий на сон». Не понимая, что с ней творится. Лишь потом Окада обнаруживает, что чертов Харон уже изнасиловал Криту, вынув из ее чрева «то, чем она не являлась» – нечто «мокрое и скользкое, похожее на новорожденного ребенка», очень страшное и омерзительное. И уже «вложил» это в Кумико.

На экране не видно, что это такое. Его не бывает. Но оно есть, пока жив Нобору Ватая.

И мы с вами знаем, что это. Не правда ли?

Еще пример: все сцены, где Кумико говорит с героем не своим голосом. В «обычной» литературе трудно представить, чтобы муж не узнал голоса жены по телефону, если у него с головой все в порядке (тот же Кэн Ясухара совершенно искренне требовал, чтобы автор «не держал читателя за идиота»). Однако, настроившись на «чтение кинометодом», мы «проглатываем» эти сцены с таким же аппетитом, с каким «считываем» эпизоды очередного «Экзорсиста», когда актриса, божий одуванчик, вдруг смачно басит с экрана голосом вселившегося в нее Сатаны:

– Фитилек-то притуши. Коптит…

Вопрос восприятия, как сказал старый Хаксли старине Ясухаре. И подарил ему пачку дивидишек с Чарли Чаплином.

* * *

– Мама, мама, а мы сегодня билетершу обманули: билеты купили, а в кино не пошли! – радовался мой хитроумный брат в семь лет.

Русскому в Токио трудно судить, по какой причине в американской версии «Хроник» от Третьего тома осталась чуть ли не половина. Ну что ж. Сами себя обделили. Хотя и не только себя: в таком урезанном виде книгу теперь переводят с английского на греческий, итальянский и прочие языки там, где японского пока не выучили.

Жаль. Ведь одно из главных развлечений в луна-парке Заводной Птицы – находясь в Третьем томе (А), разглядывать мир самого романа (а) в глазок перископа подводной лодки (дискета):


А: «Большой роман», 3-й том (дом с повешенными + компьютер Корицы)

а: «Малый роман» – первые 2 тома (пустой дом Окады)

Х: Позиция рассказчика.

Второй том заканчивается. Колодец закопали, а «дом с повешенными» пустили с молотка. Подводим жирную черту.

Первое, что делает Окада в Третьем томе, – выкупает участок, сносит злосчастный дом и строит на его месте новый.

И весь роман принимает форму… русской матрешки. Которую, кстати, впервые изготовили в конце XIX столетия, копируя японское «ирэко» – набор шкатулок, вставляемых одна в другую по возрастающей.

До конца Второго тома рассказчик в основном совпадает с героем. Но начиная с Третьего это ему надоедает. «Пора убираться отсюда», – решает он, выходит из себя – и помещает матрешку поменьше (а) в новую матреху, побольше (А).

Прием Рязанова – Тарантино: режиссер фильма вылезает на экран, чтобы продолжить свой ментальный рэп у всех на виду. Делает он это очень просто. Берет «макинтош», вставляет в него дискету с файлами первых двух томов – и отслеживает, что там происходит дальше, на экране монитора. А заодно и нам дает почитать. Для пущей отстраненности называя себя заморским именем Синамон. Или, по-русски, Корица.

В этом фильме он не произносит ни слова. Этакий Великий Немой. У него нет голоса – и, как выяснится позже в «загробном» отеле, нет лица. Как и у всякого порядочного привидения.

Достоинства «персонального перископа» Корица – Мураками использует на полную катушку. Вселившись в героя, он «просверливает в нем дырочку» в виде родимого пятна на щеке – и смотрит оттуда, что происходит снаружи. А все остальные герои живут себе дальше, даже не чувствуя, что за ними следят. Отряд, не заметив подмены бойца, продолжает скакать. По широкой яматовой степи. Да и сам боец, похоже, ничего не подозревает. Корица покупает ему «новые трусы, новую майку и новую обувь» (курсив автора!). И он продолжает говорить с окружающими (и с нами) от своего обычного, старого «я». Как в любом приличном Х-файле, доверчивые налогоплательщики не догадываются, что «в последнее время с нашим Джимми что-то не так». И что теперь, помимо него самого, в нем живет то, чем он не является.

ОХОТА НА СЕБЯ (THE BEAST WITHIN)

Включаю недавно телевизор – опять Малдер куда-то свалил, одна Скалли бегает со своим инфернальным бэби наперевес, плюс эта парочка сопливых стажеров помогает ей очередное дело еще больше запутывать. Жаль – уж очень забавно слушать, как она с политкорректной эротикой в круглых альбионских глазах его «мордой» обзывает[54]. Собрался было выключить – да так и застыл перед экраном с поднятой рукой. Дежавю?

Да нет, вроде все совпадает…

Перейти на страницу:

Все книги серии Мураками-мания

Игрунка в ночи
Игрунка в ночи

Никто не скажет о предлагаемой вашему вниманию книге лучше, чем сам автор – наиболее знаменитый мастер современной японской литературы:«Ультракороткие рассказы (вероятно, это странноватое название, но другого мне не приходит в голову) этого сборника на самом деле были написаны для серии журнальной рекламы. Первая часть – для марки одежды «J. Press», вторая – для перьевых ручек «Паркер». Хотя, как видите, содержание рассказов совершенно не связано ни с одеждой, ни с перьевыми ручками. Я просто написал их по собственному вкусу, Андзай Мидзумару сделал для них иллюстрации, а рядом с ними в журнале как-то виновато опубликовали рекламу товара. Серия рассказов для «J. Press» печаталась в журнале «Men's Club», серия для ручек – в журнале «Тайе». Не знаю, насколько эффективными они оказались с точки зрения рекламы, – и, честно говоря, даже думать об этом не хочу».Впервые на русском.

Харуки Мураками

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное